на титульную страницу сайта                                                                                                                                                                

предыдущая                    следующая

ВЕЧЕР ПОЭЗИИ

антология русских стихов

составил А. Чернов

ТОМ III

 (22–31 стих)

В скобках после названия обозначено число стихов в произведении

ДВАДЦАТЬ ДВА СТИХА

Диаметр текста – восьмой стих; 0,003 (первый слог)

Золотое сечение – четырнадцатый стих; 0,6

Серебряное сечение – пятнадцатый стих; 0,997 (последний слог)

Александр Пушкин

МИРСКАЯ ВЛАСТЬ

Когда великое свершалось торжество
И в муках на кресте кончалось божество,
Тогда по сторонам животворяща древа
Мария-грешница и пресвятая дева
             Стояли две жены,
В неизмеримую печаль погружены.
Но у подножия теперь креста честнаго,
Как будто у крыльца правителя градскаго,
Мы зрим поставленных на место жен святых
В ружье и кивере двух грозных часовых.
К чему, скажите мне, хранительная стража?
Или распятие казенная поклажа,
И вы боитеся воров или мышей?
Иль мните важности придать царю царей?
Иль покровительством спасаете могучим
Владыку, тернием венчанного колючим,
Христа, предавшего послушно плоть свою
Бичам мучителей, гвоздям и копию?
Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов искупила,
И, чтоб не потеснить гуляющих господ,
Пускать не велено сюда простой народ?

1836

Стихи разностопные, потому следует считать по слогам:

Диаметр– «Как будто у крыльца правителя градскаго».

Золотое сечение – «Царю Царей…» (опорное «а»).

Серебряное сечение – «владыку…» (опорное «ы»).

Алексей Апухтин

К СЛАВЯНОФИЛАМ

О чем шумите вы, квасные патриоты?

К чему ваш бедный труд и жалкие заботы?

Ведь ваши возгласы России не смутят.

И так ей дорого достался этот клад

Славянских доблестей... И, варварства остаток,

Над нею тяготит татарский отпечаток:

Невежеством, как тьмой, кругом обложена,

Рассвета пышного напрасно ждет она,

И бедные рабы в надежде доли новой

По-прежнему влачат тяжелые оковы...

Вам мало этого, хотите больше вы:

Чтоб снова у ворот ликующей Москвы

Явился белый царь, и грозный, и правдивый,

Могучий властелин, отец чадолюбивый...

А безглагольные любимцы перед ним,

Опричники, неслись по улицам пустым...

Чтоб в Думе поп воссел писать свои решенья,

Чтоб чернокнижием звалося просвещенье,

И родины краса, боярин молодой,

Дрался, бесчинствовал, кичился пред женой,

А в тереме царя, пред образом закона

Валяясь и кряхтя, лизал подножье трона.

25 января 1856

Диаметр – «рассвета».

Золотое сечение – «отец» (акцент пропорции на ударное «е»).

Серебряное сечение – «А безглагольные любимцы перед ним».

Николай Олейников

ГЕНРИЕТТЕ ДАВЫДОВНЕ

Я влюблен в Генриетту Давыдовну,
А она в меня, кажется, нет –
Ею Шварцу квитанция выдана,
Мне квитанции, кажется, нет.

Ненавижу я Шварца проклятого,
За которым страдает она!
За него, за умом небогатого,
Замуж хочет, как рыбка, она.

Дорогая, красивая Груня,
Разлюбите его, кабана!
Дело в том, что у Шварца в зобу не
Не спирает дыхания, как у меня.

Он подлец, совратитель, мерзавец –
Ему только бы женщин любить...
А Олейников, скромный красавец,
Продолжает в немилости быть.

Я красив, я брезглив, я нахален,
Много есть во мне разных идей.
Не имею я в мыслях подпалин,
Как имеет их этот индей!

Полюбите меня, полюбите!
Разлюбите его, разлюбите!
  

1928

Диаметр – «Замуж хочет, как рыбка, она» (опорное «а»).

Золотое сечение – «Ему только бы женщин любить» (опорное «е»).

Серебряное сечение – «А Олейников, скромный красавец».

Стихи посвящены секретарше детского журнала «Еж»,

 где сотрудничали Олейников и драматург Евгений Шварц.

Дмитрий Кедрин

СЕРДЦЕ

Бродячий сюжет

Девчину пытает казак у плетня:

«Когда ж ты, Оксана, полюбишь меня?

Я саблей добуду для крали своей

И светлых цехинов, и звонких рублей!»

Девчина в ответ, заплетая косу:

«Про то мне ворожка гадала в лесу.

Пророчит она: мне полюбится тот,

Кто матери сердце мне в дар принесет.

Не надо цехинов, не надо рублей,

Дай сердце мне матери старой твоей.

Я пепел его настою на хмелю,

Настоя напьюсь – и тебя полюблю!»

Казак с того дня замолчал, захмурел,

Борща не хлебал, саламаты не ел.

Клинком разрубил он у матери грудь

И с ношей заветной отправился в путь:

Он сердце ее на цветном рушнике

Коханой приносит в косматой руке.

В пути у него помутилось в глазах,

Всходя на крылечко, споткнулся казак.

И матери сердце, упав на порог,

Спросило его: «Не ушибся, сынок?»

1935

Диаметр – «кто матери…».

Золотое сечение – середина стиха «Борща не хлебал, саламаты не ел»

(акцент пропорции на слове «саломата»),

которое аллитерировано с четырежды произнесенном

в этом стихотворении словом «мать».

Серебряное сечение – «матери грудь» (последний слог стиха).

Михаил Кульчицкий

Определить пропорцию по числу стихов не представляется возможным,

поскольку невозможно определить само количество стихов.

(Будем условно считать, что их 22.)

По печатным знакам:

Диаметр – «звучит вот так: “Налейте нам!”»

Золотое сечение – «пехота».

Серебряное сечение – «чавкающий топот».

Цитата из «Облака в штанах» («Я раньше думал…»)

– апелляция к поэтике Маяковского.

Наталья Крандиевская

*     *     *

В небе авиаигрушки,

Ни покоя им, ни сна.

Ночь в прожекторах ясна.

Поэтической старушкой

Бродит по небу луна.

И кого она смущает?

Кто вздыхает ей в вослед?

Тесно в небе. Каждый знает,

Что покоя в небе нет.

Истребитель пролетает,

Проклиная лунный свет.

До луны ли в самом деле,

Если летчику глаза

И внимание в обстреле

От живой отводит цели

Лунной влаги бюрюза?

Что же бродишь, как бывало,

И качаешь опахало

Старых бредней над землей?

Чаровница, ты устала,

Ты помехой в небе стала, –

Не пора ли на покой?

1942

Диаметр– «Тесно в небе» (опорное «е»).

Золотое сечение – «внимание в обстреле».

Серебряное сечение – «От живой отводит цели».

Владимир Набоков

*     *     *

 С серого севера

 вот пришли эти снимки.

 Жизнь успела не все

 погасить недоимки.

 Знакомое дерево

 вырастает из дымки.

 Вот на Лугу шоссе.

 Дом с колоннами. Оредежь.

 Отовсюду почти

 мне к себе до сих пор еще

 удалось бы пройти.

 Так, бывало, купальщикам

 на приморском песке

 приносится мальчиком

 кое-что в кулачке.

 Все, от камушка этого

 с каймой фиолетовой

 до стеклышка матово-

 зеленоватого,

 он приносит торжественно.

 Вот это Батово.

 Вот это Рожествено.

 20 декабря 1967, Монтре

Диаметр – «Дом с колоннами» (опорное «о»).

Золотое сечение – «приносится мальчиком» (опорное «а»).

Серебряное сечение – «кое-что в кулачке» (опорное «е»).

«Дом с колоннами» – усадьба в Рожествено,

последним владельцем которой после смерти дяди стал юный В. В. Набоков.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ СТИХА

Диаметр текста – восьмой стих; 0,64

Золотое сечение – пятнадцатый стих; 0,83

Серебряное сечение – семнадцатый стих; 0,36 (последний слог)

Гаврила Державин

СНИГИРЬ

Что ты заводишь песню военну

Флейте подобно, милый снигирь?

С кем мы пойдем войной на Гиену?

Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?

Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?

Северны громы в гробе лежат.

Кто перед ратью будет, пылая,

Ездить на кляче, есть сухари;

В стуже и в зное меч закаляя,

Спать на соломе, бдеть до зари;

Тысячи воинств, стен и затворов

С горстью россиян все побеждать?

Быть везде первым в мужестве строгом;

Шутками зависть, злобу штыком,

Рок низлагать молитвой и Богом,

Скиптры давая, зваться рабом;

Доблестей быв страдалец единых,

Жить для царей, себя изнурять?

Нет теперь мужа в свете столь славна:

Полно петь песню военну, снигирь!

Бранна музыка днесь не забавна,

Слышен отвсюду томный вой лир;

Львиного сердца, крыльев орлиных

Нет уже с нами! – что воевать?

май 1800

Диаметр – «есть сухари».

Золотое сечение – «Бог» (опорное «о» в пятнадцатом стихе).

Серебряное сечение – «быв» в стихе «Доблестей быв страдалец единых».

Антон Дельвиг

ЭЛЕГИЯ

Когда, душа, просилась ты

     Погибнуть иль любить,

Когда желанья и мечты

     К тебе теснились жить,

Когда еще я не пил слез

     Из чаши бытия, –

Зачем тогда, в венке из роз,

     К теням не отбыл я!

Зачем вы начертались так

     На памяти моей,

Единый молодости знак,

     Вы, песни прошлых дней!

Я горько долы и леса

     И милый взгляд забыл, –

Зачем же ваши голоса

     Мне слух мой сохранил!

Не возвратите счастья мне,

     Хоть дышит в вас оно!

С ним в промелькнувшей старине

     Простился я давно.

Не нарушайте ж, я молю,

     Вы сна души моей

И слова страшного «люблю»

     Не повторяйте ей!

<1821 или 1822>

Диаметр – «К теням не отбыл я».

Золотое сечение – «ваши голоса».

Серебряное сечение – «счастье».

Александр Пушкин

К***

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

1825

Диаметр – «милые черты».

Золотое сечение – «Без божества, без вдохновенья». (опорное «е»).

Серебряное сечение – начало стиха «Душе настало пробужденье» (опорное «а» в «настало).

Пропорция 4 : 3 – межстрочная пауза после восемнадцатого стиха

(перед повторением стиха «Как мимолетное виденье»).

Дмитрий Веневитинов

ДОМОВОЙ

«Что ты, Параша, так бледна?» –

«Родная! домовой проклятый

Меня звал нынче у окна.

Весь в черном, как медведь лохматый,

С усами, да какой большой!

Век не видать тебе такого». –

«Перекрестися, ангел мой!

Тебе ли видеть домового?»

«Ты не спала, Параша, ночь?» –

«Родная! страшно; не отходит

Проклятый бес от двери прочь;

Стучит задвижкой, дышит, бродит,

В сенях мне шепчет: отопри!» –

«Ну, что же ты?» – «Да я ни слова». –

«Э, полно, ангел мой, не ври:

Тебе ли слышать домового?»

«Параша, ты не весела;

Опять всю ночь ты прострадала?» –

«Нет, ничего: я ночь спала».

«Как ночь спала! ты тосковала,

Ходила, отпирала дверь;

Ты, верно, испугалась снова?» –

«Нет, нет, родимая, поверь!

Я не видала домового».

декабрь 1826

Диаметр – «Тебе ли видеть домового» (восьмой стих).

Золотое сечение – «ангел мой, не ври».

Серебряное сечение – начало стиха «Параша, ты не весела».

Александр Пушкин

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне...
Сохраню ль к судьбе презренье?
Понесу ль навстречу ей
Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей?

Бурной жизнью утомленный,
Равнодушно бури жду:
Может быть, еще спасенный,
Снова пристань я найду...
Но, предчувствуя разлуку,
Неизбежный, грозный час,
Сжать твою, мой ангел, руку
Я спешу в последний раз.

Ангел кроткий, безмятежный,
Тихо молви мне: прости,
Опечалься: взор свой нежный
Подыми иль опусти;
И твое воспоминанье
Заменит душе моей
Силу, гордость, упованье
И отвагу юных дней.

1828

Диаметр – «Гордой юности моей».

Золотое сечение – «Сжать твою, мой ангел, руку» (опорное «у»).

Серебряное сечение – начало стиха «Ангел кроткий, безмятежный» (опорное «о»).

Николай Языков

ПЛОВЕЦ

Нелюдимо наше море,

День и ночь шумит оно;

В роковом его просторе

Много бед погребено.

Смело, братья! Ветром полный

Парус мой направил я:

Полетит на скользки волны

Быстрокрылая ладья!

Облака бегут над морем,

Крепнет ветер, зыбь черней,

Будет буря: мы поспорим

И помужествуем с ней.

Смело, братья! Туча грянет,

Закипит громада вод,

Выше вал сердитый встанет,

Глубже бездна упадет!

Там, за далью непогоды,

Есть блаженная страна:

Не темнеют неба своды,

Не проходит тишина.

Но туда выносят волны

Только сильного душой!..

Смело, братья, бурей полный

Прям и крепок парус мой.

1829

Диаметр – «Быстрокрылая ладья».

Золотое сечение – «вал сердитый встанет».

Серебряное сечение – «за далью непогоды».

Константин Случевский

*     *     *

Ты не гонись за рифмой своенравной
И за поэзией – нелепости оне:
Я их сравню с княгиней Ярославной,
С зарею плачущей на каменной стене.

Ведь умер князь, и стен не существует,
Да и княгини нет уже давным давно,
А все как будто, бедная, тоскует,
И от нее не все, не все схоронено.

Но это вздор, обманное созданье!
Слова не плоть... Из рифм одежд не ткать!
Слова бессильны дать существованье,
Как нет в них также сил на то, чтоб убивать...

Нельзя, нельзя... Однако преисправно
Заря затеплилась; смотрю: стоит стена;
На ней, я вижу, ходит Ярославна,
И плачет, бедная, без устали она.

Сгони ее! Довольно ей пророчить!
Уйми все песни, все! Вели им замолчать!
К чему они? Чтобы людей морочить
И нас, то здесь, то там, тревожить и смущать!

Смерть песне, смерть! Пуская не существует!..
Вздор – рифмы, вздор – стихи! Нелепости оне!..
А Ярославна все-таки тоскует
В урочный час на каменной стене...

<1898>

Диаметр – «И от нее не все, не все схоронено».

Золотое сечение – Ярославна (опорное «а» в пятнадцатом стихе).

Серебряное сечение – «ее» (опорное «ё» в семнадцатом стихе).

Иван Бунин

ОДИНОЧЕСТВО

И ветер, и дождик, и мгла

Над холодной пустыней воды.

Здесь жизнь до весны умерла,

До весны опустели сады.

Я на даче один. Мне темно

       За мольбертом, и дует в окно.

Вчера ты была у меня,

Но тебе уж тоскливо со мной.

Под вечер ненастного дня

Ты мне стала казаться женой...

Что ж, прощай! Как-нибудь до весны

        Проживу и один – без жены...

Сегодня идут без конца

Те же тучи – гряда за грядой.

Твой след под дождем у крыльца

Расплылся, налился водой.

И мне больно глядеть одному

        В предвечернюю серую тьму.

Мне крикнуть хотелось вослед:

«Воротись, я сроднился с тобой!»

Но для женщины прошлого нет:

Разлюбила – и стал ей чужой.

Что ж! Камин затоплю, буду пить...

        Хорошо бы собаку купить.

1903

Диаметр – «Но тебе уж тоскливо со мной» (опорное «и»).

Золотое сечение – «у крыльца», но важно, что речь идет о расплывшемся следе.

Серебряное сечение падает на слово «больно» (второй слог, конец слова).

Между этими «тоскливо» и «больно» (диаметр и длина минус диаметр)

и существует лирический герой стихотворения.

Александр Блок

*     *     *

Ты помнишь? В нашей бухте сонной

Спала зеленая вода,

Когда кильватерной колонной

Вошли военные суда.

Четыре – серых. И вопросы

Нас волновали битый час,

И загорелые матросы

Ходили важно мимо нас.

Мир стал заманчивей и шире,

И вдруг – суда уплыли прочь.

Нам было видно: все четыре

Зарылись в океан и в ночь.

И вновь обычным стало море,

Маяк уныло замигал,

Когда на низком семафоре

Последний отдали сигнал...

Как мало в этой жизни надо

Нам, детям, – и тебе и мне.

Ведь сердце радоваться радо

И самой малой новизне.

Случайно на ноже карманном

Найди пылинку дальних стран –

И мир опять предстанет странным,

Закутанным в цветной туман!

1911 – 6 февраля 1914

Диаметр – «мимо нас» (опорное «и» выдает растяжку слова и детскую зависть).

Золотое сечение – «на дальнем семафоре».

Речь не только о «последнем сигнале», речь о последней реалии пейзажа.

Серебряное сечение – «Как мало в этой жизни надо» (опорное «э», семнадцатый стих).

С этого стиха начинается кода (то, что школьные учителя называют обобщением или выводом).

Наталья Крандиевская

*     *     *

Рвануло грудь, и подхватило,

Запела гулкая свирель.

Я видела, как уронила

Былые руки на постель.

Я видела, как муж, рыдая,

Сжал тело мертвое мое.

И все качнулось, в свете тая.

Так вот оно – небытие!

Вздохнуть хотела бы – нет дыхания,

Взглянуть хотела бы – забыла взор.

Как шумы вод – земли восклицания,

Как эхо гонятся вслед рыдания,

Костяшки слов, панихиды хор.

И вопль, как нож: ах, что же это!

Вопль без ответа,

Далеко где-то.

И вот по воздуху по синему –

Спираль, развернутая в линию,

Я льюсь, я ширюсь, я звеню

Навстречу гулкому огню.

Меня качают звоны, гуды,

И музыки громόвой груды

Встречают радостной грозой

Новорожденный голос мой.

< 1912> ?

Пропорции по числу слов:

Диаметр – «оно – небытие».

Золотое сечение – «И вопль, как нож: ах, что же это».

Серебряное сечение – «Далеко где-то».

Пропорции по числу стихов:

Диаметр – «небытие».

Золотое сечение – «Вопль без ответа».

Серебряное сечение – «И вот по воздуху по синему».

Осип Мандельштам        

 ПЕТЕРБУРГСКИЕ СТРОФЫ

    Н. Гумилеву

Над желтизной правительственных зданий

Кружилась долго мутная метель,

И правовед опять садится в сани,

Широким жестом запахнув шинель.

Зимуют пароходы. На припеке

Зажглось каюты толстое стекло.

Чудовищна, как броненосец в доке,–

Россия отдыхает тяжело.

А над Невой – посольства полумира,

Адмиралтейство, солнце, тишина!

И государства жесткая порфира,

Как власяница грубая, бедна.

Тяжка обуза северного сноба –

Онегина старинная тоска;

На площади Сената – вал сугроба,

Дымок костра и холодок штыка...

Черпали воду ялики, и чайки

Морские посещали склад пеньки,

Где, продавая сбитень или сайки,

Лишь оперные бродят мужики.

Летит в туман моторов вереница;

Самолюбивый, скромный пешеход –

Чудак Евгений – бедности стыдится,

Бензин вдыхает и судьбу клянет!

 Январь 1913, 1927

Диаметр – «Россия отдыхает».

Золотое сечение – «вал сугроба» (опорное «о»).

Серебряное сечение – «Черпали воду» (опорное «о»). 

Осип Мандельштам 

*     *     *

Мастерица виноватых взоров,

Маленьких держательница плеч!

Усмирен мужской опасный норов,

Не звучит утопленница-речь.

Ходят рыбы, рдея плавниками,

Раздувая жабры: на, возьми!

Их, бесшумно охающих ртами,

Полухлебом плоти накорми.

Мы не рыбы красно-золотые,

Наш обычай сестринский таков:

В теплом теле ребрышки худые

И напрасный влажный блеск зрачков.

Маком бровки мечен путь опасный.

Что же мне, как янычару, люб

Этот крошечный, летуче-красный,

Этот жалкий полумесяц губ?..

Не серчай, турчанка дорогая:

Я с тобой в глухой мешок зашьюсь,

Твои речи темные глотая,

За тебя кривой воды напьюсь.

Наша нежность – гибнущим подмога,

Надо смерть предупредить – уснуть.

Я стою у твердого порога.

Уходи, уйди, еще побудь.

13 – 14 февраля 1934

Диаметр – «полухлебом плоти».

Золотое сечение – «летуче-красный» (опорное «а»).

Серебряное сечение – «турчанка».

Николай Гумилев

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО

Прекрасно в нас влюбленное вино

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.

Мгновение бежит неудержимо,

И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,

Следит порой за девичьим купаньем

И, ничего не зная о любви,

Все ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в разросшихся хвощах

Ревела от сознания бессилья

Тварь скользкая, почуя на плечах

Еще не появившиеся крылья;

Так век за веком – скоро ли, Господь? –

Под скальпелем природы и искусства

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.

Диаметр – «бессмертными стихами».

Золотое сечение – «о любви».

Серебряное сечение ­– «Как некогда в разросшихся хвощах»

Николай Гумилев

СЛОВО

В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо свое, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,

Звезды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,

Как домашний, подъяремный скот,

Потому что все оттенки смысла

Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку

Покоривший и добро и зло,

Не решаясь обратиться к звуку,

Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это – Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества.

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

1921

Диаметр – «Слово проплывало в вышине».

Золотое сечение – «Не решаясь обратиться к звуку» (опорное «у»).

Серебряное сечение ­– «Но забыли мы, что осиянно» 

Николай Агнивцев

ПАВЕЛ I

Смерть с Безумьем устроили складчину!

И, сменив на порфиру камзол,

В Петербург прискакавши из Гатчины,

Павел I взошел на престол.

И, Судьбою в порфиру укутанный,

Быстрым маршем в века зашагал,

Подгоняя Россию шпицрутеном,

Коронованный Богом капрал.

Смерть шепнула Безумью встревожено:

«Посмотри: видишь гроб золотой?

В нем Россия Монархом положена,

Со святыми Ее упокой!»

Отчего так бледны щеки девичьи

Рано вставших Великих Княжон?

Отчего тонкий рот Цесаревича

Дрожью странною так искривлен?

Отчего тяжко так опечалена

Государыня в утренний час?

И с лица побледневшего Палена

Не отводит испуганных глаз?..

Во дворце не все свечи потушены,

Три свечи светят в гроб золотой:

В нем лежит Император задушенный!

Со святыми Его упокой!

<около 1920>

Диаметр – «Коронованный Богом капрал» (опорное «о»).

Золотое сечение – «рот Цесаревича».

Серебряное сечение ­– «тяжко так опечалена» (опорное «я»).

Семен Гудзенко

ПЕРЕД АТАКОЙ

Когда на смерть идут, – поют,

а перед этим можно плакать.

Ведь самый страшный час в бою –

час ожидания атаки.

Снег минами изрыт вокруг,

Он почернел от пыли минной.

Разрыв – и умирает друг.

И, значит, смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черед,

За мной одним идет охота.

Будь проклят сорок первый год

и вмерзшая в снега пехота!

Мне кажется, что я магнит,

что я притягиваю мины.

Разрыв – и лейтенант хрипит.

И смерть опять проходит мимо.

Но мы уже не в силах ждать.

И нас ведет через траншеи

окоченевшая вражда,

штыком дырявящая шеи.

Бой был коротким. А потом

глушили водку ледяную,

и выковыривал ножом

из-под ногтей я кровь чужую.

1942

Диаметр – «смерть проходит мимо» (опорное «о»).

Золотое сечение – «хрипит».

Серебряное сечение – «уже не в силах ждать».

В отличие от стихотворения Александра Межирова «Мы под Колпином скопом стоим…»

здесь страх смерти преодолевается действием – атакой.

Наталья Крандиевская

*     *     *

На салазках кокон пряменький

Спеленав, везет

Мать заплаканная, в валенках,

А метель метет.

Старушонка лезет в очередь,

Охает, крестясь:

 «У моей вот тоже дочери

Схоронен вчерась.

Бог прибрал, и,  слава Господу,

Легше им и нам.

Я сама-то скоро с ног спаду

С этих со ста грамм».

Труден путь, далек до кладбища.

Как с могилой быть?

Довести сама смогла б еще, –

Сможет ли зарыть?

А не сможет – сложат в братскую,

Сложат, как дрова,

В трудовую ленинградскую,

Закопав едва.

И спешат по снегу валенки, –

Стало уж темнеть.

Схоронить трудней, мой маленький,

Легче умереть.

1942

Диаметр – «Схоронен вчерась».

Золотое сечение – «Довести сама смогла б еще».

*     *     *

Свободен путь под Фермопилами

На все четыре стороны.

И Греция цветет могилами,

Как будто не было войны.

А мы – Леонтьева и Тютчева

Сумбурные ученики –

Мы никогда не знали лучшего,

Чем праздной жизни пустяки.

Мы тешимся самообманами,

И нам потворствует весна,

Пройдя меж трезвыми и пьяными,

Она садится у окна.

«Дыша духами и туманами,

Она садится у окна».

Ей за морями-океанами

Видна блаженная страна:

Стоят рождественские елочки,

Скрывая снежную тюрьму.

И голубые комсомолочки,

Визжа, купаются в Крыму.

Они ныряют над могилами,

С одной – стихи, с другой – жених…

…И Леонид под Фермопилами,

Конечно, умер и за них.

Диаметр – «праздной жизни пустяки».

Золотое сечение – «Ей за морями-океанами // Видна блаженная страна…».

Серебряное сечение – «рождественские елочки» (опорное «е» в эпитете).

Александр Твардовский

*     *     *

Как не спеша садовники орудуют
Над ямой, заготовленной для дерева:
На корни грунт не сваливают грудою,
По горсточке отмеривают.

Как будто птицам корм из рук,
Крошат его для яблони.
И обойдут приствольный круг
Вслед за лопатой граблями...

Но как могильщики – рывком –
Давай, давай без передышки, –
Едва свалился первый ком,
И вот уже не слышно крышки.

Они минутой дорожат,
У них иной, пожарный навык:
Как будто откопать спешат,
А не закапывают навек.

Спешат, – меж двух затяжек срок, –
Песок, гнилушки, битый камень
Кой-как содвинуть в бугорок,
Чтоб завалить его венками...

Но ту сноровку не порочь, –
Оправдан этот спех рабочий:
Ведь ты им сам готов помочь,
Чтоб только все – еще короче.

Диаметр – «приствольный круг» (опорное «о»).

Золотое сечение – «Как будто откопать спешат» (опорное «а»).

Серебряное сечение – «Спешат, – меж двух затяжек срок» (опорное «е»).

.

Борис Слуцкий

ГОЛОС ДРУГА

Памяти поэта Михаила Кульчицкого

Давайте после драки

Помашем кулаками,

Не только пиво-раки

Мы ели и лакали,

Нет, назначались сроки,

Готовились бои,

Готовились в пророки

Товарищи мои.

Сейчас все это странно,

Звучит все это глупо.

В пяти соседних странах

Зарыты наши трупы.

И мрамор лейтенантов –

Фанерный монумент –

Венчанье тех талантов,

Развязка тех легенд.

За наши судьбы (личные),

За нашу славу (общую),

За ту строку отличную,

Что мы искали ощупью,

За то, что не испортили

Ни песню мы, ни стих,

Давайте выпьем, мертвые,

За здравие живых!

1952

Диаметр – «товарищи мои».

Золотое сечение – «Венчанье тех талантов» (опорное «а»).

Серебряное сечение – «За наши судьбы».

Борис Слуцкий

КЛЮЧ

У меня была комната с отдельным ходом,

Я был холост и жил один.

Всякий раз, как была охота,

В эту комнату знакомых водил.

Мои товарищи жили с тещами

И с женами, похожими на этих тещ, –

Слишком толстыми, слишком тощими,

Усталыми, привычными, как дождь.

Каждый год старея на год,

Рожая детей (сыновей, дочерей),

Жены становились символами тягот,

Статуями нехваток и очередей.

Мои товарищи любили жен.

Они вопрошали все чаще и чаще:

– Чего ты не женишься? Эх ты, пижон!

Что ты понимаешь в семейном счастье?

Мои товарищи не любили жен.

Им нравились девушки с молодыми руками,

С глазами,

                в которые,

                            раз погружен,

Падаешь,

                падаешь,

                            словно камень.

А я был брезглив (вы, конечно, помните),

Но глупых вопросов не задавал.

Я просто давал им ключ от комнаты.

Они просили, а я –  давал.

Диаметр – «Усталыми, привычными, как дождь».

Золотое сечение – «Эх ты, пижон».

Серебряное сечение – «Мои товарищи не любили жен» (опорное «а»).

Борис Слуцкий

СТАРЫЕ ОФИЦЕРЫ

Старых офицеров застал еще молодыми,
как застал молодыми старых большевиков,
и в ночных разговорах в тонком табачном дыме
слушал хмурые речи, полные обиняков.

Век, досрочную старость выделив тридцатилетним,
брал еще молодого, делал его последним
в роде, в семье, в профессии, в классе, в городе летнем.
Век обобщал поспешно, часто верил сплетням.

Старые офицеры, выправленные казармой,
прямо из старой армии к нови белых армий
отшагнувшие лихо, сделавшие шаг –
ваши хмурые речи до сих пор в ушах.

Точные счетоводы, честные адвокаты,
слабые живописцы, мажущие плакаты,
но с обязательной тенью гибели на лице
и с постоянной памятью о скоростном конце!

Плохо быть разбитым, а в гражданских войнах
не бывает довольных, не бывает спокойных,
не бывает ушедших в личную жизнь свою,
скажем, в любимое дело или в родную семью.

Старые офицеры старые сапоги
осторожно донашивали, но доносить не успели,
слушали ночами, как приближались шаги,
и зубами скрипели, и терпели, терпели.

Диаметр – «Век обобщал поспешно, часто верил сплетням».

Золотое сечение – «но с обязательной тенью гибели на лице» (опорное «а»).

Серебряное сечение –  «Плохо быть разбитым, а в гражданских войнах» (опорное «и»).

Арсений Тарковский

ВЕРБЛЮД

На длинных нерусских ногах

Стоит, улыбаясь некстати,

А шерсть у него на боках

Как вата в столетнем халате.

Должно быть, молясь на восток,

Кочевники перемудрили,

В подшерсток втирали песок

И ржавой колючкой кормили.

Горбатую царскую плоть,

Престол нищеты и терпенья,

Нещедрый пустынник-господь

Слепил из отходов творенья.

И в ноздри вложили замок,

А в душу – печаль и величье,

И верно, с тех пор погремок

На шее болтается птичьей.

По Черным и Красным пескам,

По дикому зною бродяжил,

К чужим пристрастился тюкам,

Копейки под старость не нажил.

Привыкла верблюжья душа

К пустыне, тюкам и побоям.

А все-таки жизнь хороша,

И мы в ней чего-нибудь стоим.

Диаметр – «колючкой кормили».

Золотое сечение – «погремок».

Серебряное сечение – вопрос «По Черным и Красным пескам…».

 «Погремок» (ботало, примитивный колокольчик) –

метериализованный символ; синтез замка в ноздрях и печали в душе.

Александр Галич

ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ

Под утро, когда устанут

Влюбленность, и грусть, и зависть,

И гости опохмелятся

И выпьют воды со льдом,

Скажет хозяйка – хотите

Послушать старую запись?–

И мой глуховатый голос

Войдет в незнакомый дом.

И кубики льда в стакане

Звякнут легко и ломко,

И странный узор на скатерти

Начнет рисовать рука,

И будет бренчать гитара,

И будет крутиться пленка,

И в дальний путь к Абакану

Отправятся облака

И гость какой-нибудь скажет:

– От шуточек этих зябко,

И автор напрасно думает,

Что сам ему черт не брат!

– Ну, что вы, Иван Петрович, –

Ответит гостю хозяйка, –

Бояться автору нечего,

Он умер лет сто назад...

1971    

Диаметр – «незнакомый дом».

Золотое сечение – «к Абакану»

(В 1962 г. Галич написал песню «Облака»

 где есть строчка «Облака плывут в Абакан…»).

Серебряное сечение – «гость какой-нибудь».

Булат Окуджава

ВАНЬКА МОРОЗОВ

А. Межирову

За что ж вы Ваньку-то Морозова?

Ведь он ни в чем не виноват.

Она сама его морочила,

а он ни в чем не виноват.

Он в старый цирк ходил на площади

и там циркачку полюбил.

Ему чего-нибудь попроще бы,

а он циркачку полюбил.

Она по проволке ходила,

махала белою рукой,

и страсть Морозова схватила

своей мозолистой рукой.

А он швырял в «Пекине» сотни:

ему-то было все равно.

А по нему Маруся сохла,

и было ей не все равно.

Он на извозчиках катался,

циркачке чтобы угодить,

и соблазнить ее пытался,

чтоб ей, конечно, угодить.

Не думал, что она обманет:

ведь от любви беды не ждешь...

Ах, Ваня, Ваня, что ж ты, Ваня?

Ведь сам по проволке идешь!

Диаметр – «циркачку полюбил».

Золотое сечение – «Маруся сохла» (опорное «о»).

Серебряное сечение –  «на извозчиках катался» (опорное «о»).

Булат Окуджава

*     *     *

А мы с тобой, брат, из пехоты,

А летом лучше, чем зимой.

С войной покончили мы счеты...

Бери шинель – пошли домой.

Война нас гнула и косила.

Пришел конец и ей самой.

Четыре года мать без сына...

Бери шинель – пошли домой.

К золе и пеплу наших улиц

Опять, опять, товарищ мой,

Скворцы пропавшие вернулись...

Бери шинель – пошли домой.

А ты с закрытыми очами

Спишь под фанерною звездой.

Вставай, вставай, однополчанин,

Бери шинель – пошли домой.

Что я скажу твоим домашним,

Как встану я перед вдовой?

Неужто клясться днем вчерашним?

Бери шинель – пошли домой.

Мы все – войны шальные дети,

И генерал, и рядовой

Опять весна на белом свете...

Бери шинель – пошли домой.

Диаметр – «пошли домой».

Золотое сечение – «однополчанин».

Серебряное сечение – вопрос «Что я скажу…».

Булат Окуджава

ПЕСЕНКА О ПЕХОТЕ

Простите пехоте,

что так неразумна бывает она:

всегда мы уходим,

когда над Землею бушует весна.

И шагом неверным

по лестничке шаткой спасения нет.

Лишь белые вербы,

как белые сестры глядят тебе вслед.

Не верьте погоде,

когда затяжные дожди она льет.

Не верьте пехоте,

когда она бравые песни поет.

Не верьте, не верьте,

когда по садам закричат соловьи:

у жизни со смертью

еще не окончены счеты свои.

Нас время учило:

живи по-походному, дверь отворя…

Товарищ мужчина,

а все же заманчива доля твоя:

весь век ты в походе,

и только одно отрывает от сна:

куда ж мы уходим,

когда за спиною бушует весна?

Диаметр – «глядят тебе вслед» (опорное «я»).

Золотое сечение – «У жизни со смертью».

Серебряное сечение – «живи по-походному».

Булат Окуджава

*     *     *

Вы слышите, грохочут сапоги,

И птицы ошалелые летят,

И женщины глядят из-под руки,

Вы знаете, куда они глядят.

Вы слышите, грохочет барабан,

Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней.

Уходит взвод в туман, в туман, в туман,

А прошлое – ясней, ясней, ясней.

А мы рукой на прошлое – вранье!

А мы с надеждой в будущего свет.

А по полям жиреет воронье,

А по пятам война грохочет вслед.

А где же наше мужество, солдат,

Когда мы возвращаемся назад?

Его, должно быть, женщины крадут

И как птенца за пазуху кладут.

А где же наши женщины, дружок,

Когда ступаем мы на свой порог?

Они встречают нас и вводят в дом,

А в нашем доме пахнет воровством.

И снова в переулках сапоги,

И птицы ошалелые летят,

И женщины глядят из-под руки,

В затылки наши бритые глядят.

Диаметр – «ясней, ясней, ясней».

Золотое сечение – «женщины крадут».

Серебряное сечение – «А где же наши женщины, дружок» (опорное «а»).

Булат Окуджава

ПЕСЕНКА О МОЦАРТЕ

                                                           И.Б.

Моцарт на старенькой скрипке играет.

Моцарт играет, а скрипка поет.

Моцарт отечества не выбирает –

просто играет всю жизнь напролет.

Ах, ничего, что всегда, как известно,

наша судьба – то гульба, то пальба...

Не оставляйте стараний, маэстро,

не убирайте ладони со лба.

Где-нибудь на остановке конечной

скажем спасибо и этой судьбе,

но из грехов своей родины вечной

не сотворить бы кумира себе.

Ах, ничего, что всегда, как известно,

наша судьба – то гульба, то пальба...

Не расставайтесь с надеждой, маэстро,

не убирайте ладони со лба.

Коротки наши лета молодые:

миг – и развеются, как на кострах,

красный камзол, башмаки золотые,

белый парик, рукава в кружевах.

Ах, ничего, что всегда, как известно,

наша судьба – то гульба, то пальба...

Не обращайте вниманья, маэстро,

не убирайте ладони со лба.

1969

Диаметр – «не убирайте ладони со лба» (опорное «о»; восьмой стих).

Золотое сечение – «Не расставайтесь с надеждой, маэстро» (опорное «э»).

Серебряное сечение – «Коротки наши лета молодые» (опорное «а»).

Булат Окуджава

ДЕРЗОСТЬ, ИЛИ РАЗГОВОР ПЕРЕД БОЕМ

– Господин лейтенант, что это вы хмуры?

Аль не по сердцу вам ваше ремесло?

– Господин генерал, вспомнились амуры –

не скажу, чтобы мне с ними не везло.

– Господин лейтенант, нынче не до шашней:

скоро бой предстоит, а вы все про баб!

– Господин генерал, перед рукопашной

золотые деньки вспомянуть хотя б.

– Господин лейтенант, не к добру все это!

Мы ведь здесь для того, чтобы побеждать...

– Господин генерал, будет нам победа,

да придется ли мне с вами пировать?

– На полях, лейтенант, кровию политых,

расцветет, лейтенант, славы торжество...

– Господин генерал, слава для убитых,

а живому нужней женщина его.

– Черт возьми, лейтенант, да что это с вами!

Где же воинский долг, ненависть к врагу?!

– Господин генерал, посудите сами:

я и рад бы приврать, да вот не могу...

– Ну гляди, лейтенант, каяться придется!

Пускай счеты с тобой трибунал сведет...

– Видно, так, генерал: чужой промахнется,

а уж свой в своего всегда попадет.

Диаметр – «золотые деньки вспомянуть хотя б».

Золотое сечение – «Господин генерал, слава для убитых».

Серебряное сечение – «Черт возьми, лейтенант, да что это с вами!».

Иосиф Бродский

СТАНСЫ

Е. В., А. Д.

Ни страны, ни погоста

не хочу выбирать.

На Васильевский остров

я приду умирать.

Твой фасад темно-синий

я впотьмах не найду,

между выцветших линий

на асфальт упаду.

И душа, неустанно

поспешая во тьму,

промелькнет над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

над затылком снежок,

и услышу я голос:

– До свиданья, дружок.

И увижу две жизни

далеко за рекой,

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой,

– словно девочки-сестры

из непрожитых лет,

выбегая на остров,

машут мальчику вслед.

1962

Диаметр – «упаду // И душа...».

Золотое сечение на словах «и услышу я голос».

Акцент пропорции на «голос», но по золоту стоит авторское я

и в стихотворении «В озерном краю», и в стихах «Одиссей Телемаку».

Потому можно поспорить с Петром Вайлем, утверждающим:

«Я глуховат, я, Боже, слеповат...» – писал о себе Бродский с очень свойственным ему

(как никому, пожалуй, в русской поэзии) принижением авторского «я».

Серебряное сечение – «И увижу две жизни» (опорное «и»).

Геннадий Шпаликов

ВОСПОМИНАНИЕ

О ЛЕНИНГРАДЕ 65 ГОДА

Все трезво. На Охте.
И скатерть бела.
Но локти, но локти
Летят со стола.

Все трезво. На Стрелке.
И скатерть бела.
Тарелки, тарелки
Летят со стола.

Все трезво. На Мойке.
Там мост да канал.
Но тут уж покойник
Меня доконал.

Ах, Черная речка,
Конец февраля,
И песня, конечно,
Про некий рояль.

Еще была песня
Про тот пароход,
Который от Пресни,
От Саши плывет.

Я не приукрашу
Ничуть те года.
Еще бы Наташу
И Пашу – туда.

Диаметр – «Летят со стола».

Золотое сечение – «И песня, конечно».

Серебряное сечение – «Еще была песня».

Александр Кушнер

*     *     *

Снег подлетает к ночному окну,

Вьюга дымится.

Как мы с тобой угадали страну,

Где нам родиться!

Вьюжная. Ватная. Снежная вся.

Давит на плечи.

Но и представить другую нельзя

Шубу, полегче.

Гоголь из Рима нам пишет письмо,

Как виноватый.

Бритвой почтовое смотрит клеймо

Продолговатой.

Но и представить другое нельзя

Поле, поуже.

Доблести, подлости, горе, семья,

Зимы и дружбы.

И англичанин, что к нам заходил,

Строгий, как вымпел,

Не понимал ничего, говорил

Глупости, выпив.

Как  на дитя, мы тогда на него

С грустью смотрели.

И доставали плеча твоего

Крылья метели.

Диаметр – «Шубу, полегче» (опорное «е»).

Золотое сечение – «Доблести, подлости, горе, семья».

Серебряное сечение – «И англичанин» (опорное «а»).

Александр Кушнер

*     *     *

Считай, что я живу в Константинополе,
Куда бежать с семьею Карамзин
Хотел, когда б цензуру вдруг ухлопали
В стране родных мерзавцев и осин.

Мы так ее пинали, ненавидели,
Была позором нашим и стыдом,
Но вот смели – и что же мы увидели?
Хлев, балаган, сортир, публичный дом.

Топорный критик с космами патлатыми,
Сосущий кровь поэзии упырь,
С безумными, как у гиены, взглядами
Сует под нос свой желтый нашатырь.

И нету лжи, которую б не приняли,
И клеветы, которую б на щит
Не вознесли. Скажи, тебе что в имени
Моем? Оно тоскует и болит.

Куда вы мчитесь, Николай Михайлович,
Детей с женой в карету посадив?
На юг, тайком, без слуг, в Одессу, за полночь
И на корабль! – взбешен, чадолюбив.

Гуляют турки, и, как изваяние,
Клубясь, стоит густой шашлычный дым...
Там, под Айя-Софией, нам свидание
Назначил он – и я увижусь с ним.

2002

Диаметр – «Хлев, балаган, сортир, публичный дом».

Золотое сечение – «что в имени» (опорное «и»)

Серебряное сечение – «Куда вы мчитесь, Николай Михайлович» (опорное «и»).

Александр Васютков

*     *     *

Мужчина. Женщина. Собака.

Из полумрака прежних лет

Встает загадочно, неярко

Семейный групповой портрет.

Он даже пахнет тем, далеким,

Он дышит счастьем той поры.

Вот у ворот. Вот у дороги,

В кольце окрестной детворы.

Вот женщина и вот мужчина

За тесным праздничным столом.

Но в довоенную машину

Ему придется сесть потом.

И офицерские шинели

Пойдут с тех самых пор мелькать.

Отец в Берлине и на Шпрее.

Отдельно он. Отдельно мать.

К концу их фотографий меньше.

Все меньше их. Все я да я.

Уходят с фото, чуть помешкав,

Их неразлучные друзья.

Но вдруг опять из полумрака

И вопреки порядку лет –

Мужчина. Женщина. Собака.

Семейный групповой портрет.

<1970-е>

Диаметр – «детворы».

Золотое сечение – «на Шпрее» (опорное «е»).

Серебряное сечение – «их фотографий».

Иосиф Бродский

ОДНОМУ ТИРАНУ

Он здесь бывал: еще не в галифе –

в пальто из драпа; сдержанный, сутулый.

Арестом завсегдатаев кафе

покончив позже с мировой культурой,

он этим как бы отомстил (не им,

но Времени) за бедность, униженья,

за скверный кофе, скуку и сраженья

в двадцать одно, проигранные им.

И Время проглотило эту месть.

Теперь здесь людно, многие смеются,

гремят пластинки. Но пред тем, как сесть

за столик, как-то тянет оглянуться.

Везде пластмасса, никель – все не то;

в пирожных привкус бромистого натра.

Порой, перед закрытьем, из театра

он здесь бывает, но инкогнито.

Когда он входит, все они встают.

Одни – по службе, прочие – от счастья.

Движением ладони от запястья

он возвращает вечеру уют.

Он пьет свой кофе – лучший, чем тогда,

и ест рогалик, примостившись в кресле,

столь вкусный, что и мертвые «о да!»

воскликнули бы, если бы воскресли.

январь 1972

Диаметр – «проигранные им».

Золотое сечение – «из театра // он здесь бывает».

Серебряное сечение – «Когда он входит…» (опорное «о»).

Лев Лосев

ПОСЛЕДНИЙ РОМАНС

 Юзу Алешковскому

          Не слышно шуму городского.

В заневских башнях тишина!

Над невской башней тишина.

Она опять позолотела.

Вот едет женщина одна.

Она опять подзалетела.

Все отражает лунный лик,

воспетый сонмищем поэтов, –

не только часового штык,

но много колющих предметов.

Блеснет Адмиралтейства шприц,

и местная анестезия

вмиг проморозит до границ

то место, где была Россия.

Окоченение к лицу

не только в чреве недоноску,

но и его недоотцу,

с утра упившемуся в доску.

Подходит недорождество,

мертво от недостатка елок.

В стране пустых небес и полок

уж не родится ничего.

Мелькает мертвый Летний Сад.

Вот едет женщина назад.

Ее искусаны уста.

И башня невская пуста.

Диаметр – «режущих».

Золотое сечение – «недоотцу»

Серебряное сечение – «Подходит недорождество».

Валентин Берестов

ЭШЕЛОНЫ 1941

С милым домом разлученные,

В горьком странствии своем

Пьем мы только кипяченую,

На чужих вокзалах пьем.

Было нам в то время грозное

Чем залить свою тоску.

Эх ты, царство паровозное!

Сколько хочешь кипятку.

Погодите-ка товарные!

Пей, бригада, кипяток.

Пропустите санитарные

Эшелоны на восток.

Погодите, пассажирские!

Сядьте, дети, на траву,

Воевать полки сибирские

Мчат курьерским под Москву.

Командиры осторожные

Маскировку навели.

Эх, березоньки таежные,

Далеко ж вас увезли.

Паровоз рванет и тронется,

И вагоны полетят.

А березки как на Троицу,

Как на избах шелестят.

1981

Диаметр – «Сколько хочешь кипятку».

Золотое сечение – «Воевать полки сибирские // Мчат курьерским под Москву»

Серебряное сечение – «Командиры осторожные».

Андрей Анпилов

*     *     *

Было мне известно с давних пор,

Просто никогда не признавался –

Это папа, выйдя в коридор,

Дед-Морозом переодевался.

Наизнанку старое пальто,

Вместо бороды – смешная вата.

Сразу было видно – все не то –

Слишком молодой еще мой папа.

Говорил: смотри, какой мешок –

Это Дед Мороз подстроил чудо:

Если прочитать один стишок,

Можно все что хочешь взять оттуда!

Встанешь, дурачок, на табурет,

Примешь небогатые награды.

Я, конечно, знал, что чуда – нет.

Просто все вокруг так были рады.

Милый папа, добрая душа –

Разве Новый год на самом деле?

Для чего ты кашляешь, спеша

В валенках по дому еле-еле?

Где же разноцветные огни,

Тишина ночного снегопада?..

Ты меня, как в детстве, обмани –

А подарков мне уже не надо.

Диаметр – «Слишком молодой ещё мой папа» (опорное «ё»).

Золотое сечение – «Я, конечно, знал, что чуда – нет».

Серебряное сечение – «Милый папа, добрая душа».

Андрей Анпилов

*     *     *

Вот так идти бы снова

В распахнутых пальто...

В. Берестов, 1943

Вот так и идти бы сквозь сумрак и свет,

идти бы всю жизнь от и до.

Вот так и идти бы, как молвил поэт,

в распахнутых настежь пальто.

Идти бы, насвистывать, дружбу водить,

топтать подмосковный снежок,

и перед собой, словно обруч, катить

с иголочки новый стишок.

Вот так бы и дальше взахлеб говорить,

чтоб рядом был друг дорогой.

Ах, как с ним легко над землею парить,

как воздух он рубит рукой!

Взлетают невидимых скрипок смычки,

дрожит снегопад на весу,

и школьные вечно сползают очки

на вольнолюбивом носу.

И шелест, и щебет поверх головы,

и время стоит как вода...

Как странно – мы так и остались «на Вы»

на миг – и уже навсегда.

Иной налегке начинается век,

кончается старый рассказ.

Вот Вами впервые нетронутый снег,

вот первая песня без Вас...

2000

Диаметр: «...И перед собой, словно обруч катить, // с иголочки новый стишок».

Золото: «...очки // на вольнолюбивом носу...»

Серебро: «И шелест, и щебет поверх головы, // и время стоит, как вода...»

Комментарий к этим стихам см. в предисловии.

Мария Игнатьева

*     *     *

Это кто там печальным и старым

В чине праведника-старшины?

Это Юрий Никулин с Мухтаром

На границе небывшей страны.

Циник ночи, любую безделку

Привлечешь пятипалой тоской:

Из лирической юности девку

И рекламу любви на Тверской.

Вероятно, душа большевичка,

И ее не прогонишь взашей.

В ней живучи любовь и привычка

К непроцеженной гуще вещей.

Даже ставшая старой и нищей,

Эта краснознаменная рвань

Зависает над скарбом и пищей

И не рвется, блаженная, в рай.

Ей мерещится в смертном покое

Древнерусского поля квадрат,

Сказки бензоколонки Лукойе,

Сыр и бор виртуальных отрад,

Запасное количество жизни,

Подростковый какой-то недуг.

Тихо охни и ребрами стисни

Все, что было и выжило вдруг.

<1999?>

Диаметр – «рекламу любви» (опорное «и»).

Золотое сечение – «Зависает над скарбом и пищей…»

Серебряное сечение – «мерещится в смертном покое».

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ СТИХОВ

Диаметр текста – восьмой стих; 0,96 (последний слог)

Золотое сечение – шестнадцатый стих; 0,45

Серебряное сечение – восемнадцатый стих; 0,04 (первый слог)

Денис Давыдов

ГУСАРСКИЙ ПИР

Ради бога, трубку дай! 

Ставь бутылки перед нами,

Всех наездников сзывай 

С закрученными усами! 

Чтобы хором здесь гремел 

Эскадрон гусар летучих,

Чтоб до неба возлетел 

Я на их руках могучих; 

Чтобы стены от ура

И тряслись и трепетали!.. 

Лучше б в поле закричали... 

Но другие горло драли: 

«И до нас придет пора!» 

Бурцов, брат, чтό за раздолье! 

Пунш жестокий!.. Хор гремит! 

Бурцов! пью твое здоровье: 

Будь, гусар, век пьян и сыт! 

Понтируй, как понтируешь, 

Фланкируй, как фланкируешь,

В мирных днях не унывай 

И в боях качай-валяй! 

Жизнь летит: не осрамися, 

Не проспи ее полет. 

Пей, люби да веселися!-

Вот мой дружеский совет.

1826

Диаметр – «Я на их руках могучих».

Золотое сечение – «Бурцов! пью твое здоровье».

Серебряное сечение – «Понтируй, как понтируешь». 

Владислав Ходасевич

ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ

Nel mezzo del cammin di nostra vita*

Я, я, я! Что за дикое слово!

Неужели вон тот – это я?

Разве мама любила такого,

Желто-серого, полуседого

И всезнающего, как змея?

Разве мальчик, в Останкине летом

Танцевавший на дачных балах, –

Это я, тот, кто каждым ответом

Желторотым внушает поэтам

Отвращение, злобу и страх?

Разве тот, кто в полночные споры

Всю мальчишечью вкладывал прыть, –

Это я, тот же самый, который

На трагические разговоры

Научился молчать и шутить?

Впрочем – так и всегда на средине

Рокового земного пути:

От ничтожной причины – к причине,

А глядишь – заплутался в пустыне,

И своих же следов не найти.

Да, меня не пантера прыжками

На парижский чердак загнала.

И Виргилия нет за плечами, –

Только есть одиночество – в раме

Говорящего правду стекла.

18–23 июля 1924, Париж

* На середине пути нашей жизни (итал.)

Диаметр – «каждым ответом».

Золотое сечение – «так и всегда на средине…».

(То есть эта «середина» у Ходасевича и впрямь золотая)

Серебряное сечение эпитет «рокового» (начало семнадцатого стиха).

которую надо прочесть перед самым отлетом

Галиньке