|
Правка
и добавления – 21 мая 2008 Андрей ЧЕРНОВ ИОАНН БОГОСЛОВ – ОРЕЛ ИЛИ ЛЕВ? Евангельский
тетраморф в начальной русской традиции
Тетраморф. Келлская
Книга (Book of Kells). Ирландия.
VI–XI вв. Иллюстрация с сайта: http://www.zorich.ru/articles/b15.htm Евангельский тетраморф –
иконописная версия видения пророка Иезекииля, узревшего четырех крылатых
существ, окруженных огнем, «великим облаком» и четырьмя колесами: «Облик их был, как у человека; и у каждого четыре лица,
и у каждого из них четыре крыла; а ноги их – ноги прямые, и ступни ног их –
как ступня ноги у тельца» (1.4–7). У них были человеческие руки, а лица у
каждого с правой стороны человеческие, а с левой, как у тельца. И при этом
«подобие лиц их – лице человека и лице льва с правой стороны у всех их
четырех; а с левой стороны лице тельца у всех четырех и лице орла у всех
четырех» (1:10). Эту сюрреалистическую данность можно написать словом, а не кистью и красками. В Откровении Иоанна Богослова находим рационализированный вариант той же картины: евангелист увидел водруженный на небе престол Христа «и перед престолом море стеклянное, подобно кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему» (4:6-7). Видение Иоанна Богослова, конечно, восходит к видению пророка Иезекииля, но именно оно стало основой для евангельского тетраморфа. Во II в. Ириней Лионский, чьим духовным наставником был ученик Иоанна Богослова святитель Поликарп Смирнский, предложил свое понимание описанных в Апокалипсисе существ: лев у Иринея символизирует Иоанна Богослова, телец – Луку, человек – Матфея, орел – Марка. Того же мнения придерживались Анастасий Синаит, Арефа и некоторые другие богословы. Эта традиция и была сохранена на христианском Востоке в малоазийских церквях[1]. Но, к сожалению, в книге А. В. Подосинова нет указания на то, что именно такая система тетраморфа была принята и в Древней Руси. Потому предпримем собственное исследование. Вот точка зрения Иринея: «Невозможно, чтобы Евангелий было числом
больше или меньше, чем их есть. Ибо, так как четыре страны света, в котором
мы живем, и четыре главных ветра, и так как Церковь рассеяна по всей земле
<…> Первое животное – говорится – подобно льву (Апок.
4:7) и характеризует Его действенность, господство и царскую власть; второе
же подобно волу, и означает Его священнодейственное и священническое
достоинство; третье имело лице человека, и ясно изображает Его
явление, как человека; четвертое же подобно летящему орлу; и указывает
на дар Духа, носящегося над Церковью. Посему, Евангелия согласны с тем, на
чем восседает Христос Иисус. Ибо одно из них излагает Его первоначальное,
действенное и славное рождение от Отца, говоря так: в начале было Слово, и
Слово было у Бога, и Бог было Слово. И все произошло чрез Него и без Него
ничто не произошло (Ин. 1:1). Поэтому, Евангелие cиe полно всякой
достоверности, ибо таков его характер. Евангелие Луки, нося на себе
священнический характер, начинается с священника Захарии, приносящего жертву
Богу. Ибо уже готов был телец упитанный, которому предстояло быть закланным
ради обретения младшего сына. Матфей же возвещает Его человеческое рождение,
говоря: Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, сына Авраамова. И
еще: Рождество Иисуса Христа было так (Мф. 1:1,18). Это Евангелие
изображает Его человечество; поэтому, по всему Евангелию Он представляется
смиренно чувствующим и кротким человеком. А Марк начинает с пророческого
Духа, свыше приходящего к людям, говоря: Начало Евангелия, как написано у
пророка Исаии (Мк. 1:1), и указывает на крылатый образ Евангелия;
поэтому, он сделал сжатый и беглый рассказ, ибо таков пророческий Дух»[2].
Иоанн Богослов не мог присвоить себе образ, крепко связанный с именем последнего библейского пророка и ангела пустыни. (Тем более что согласно его Апокалипсису, лев – это пришедший на смену Предтече и крестившийся от него Христос.) Но, видимо, не случайно именно ученик ученика Иоанна Богослова, пользуясь совпадением имен, передал автору Апокалипсиса символ Иоанна Крестителя (формально за последним не закрепленный). Однако в конце II в. появляется новое распределение тетраморфа: лев – Марк, телец – Лука, человек – Матфей, орел – Иоанн. (Эту версию поддержали Викторин из Петтау, Епифаний Кипрский, Иероним, Григорий I и др.). Вот как аргументирует это православный священник отец Александр Мень: «Традиционные толкования сводятся к тому, что символом
евангелиста Матфея является человек, потому что он начинает Евангелие с
человеческой родословной Христа. Евангелиста Марка изображают со львом, так
как он описывает в начале Евангелия пустыню и Иоанна Крестителя. Евангелист
Лука изображается с тельцом, потому что он начинает Евангелие с описания
жертвоприношения в храме, совершаемого Захарией. А апостол Иоанн, как орел,
возносится в горние сферы»[3]. За второй версией последовала и третья, которой придерживались Ипполит Римский и Блаженный Августин: лев – Матфей, телец – Лука, человек – Марк, орел – Иоанн). Вот как ее аргументирует Блаженный Августин в книге «О согласии Евангелистов»: «Поэтому мне кажется, что при объяснении значения
четырех животных из Откровения в отношении к евангелистам, более правы были
те, которые отнесли льва – Матфею, человека – Марку, тельца – Луке и орла –
Иоанну, нежели те, которые приписали человека – Матфею, орла – Марку, льва –
Иоанну. Действительно, последние искали основания в начальных словах книг, а
не в целостном направлении мысли, которое одно и должно было исследоваться.
Ведь гораздо естественнее, чтобы тот, кто изобразил преимущественно
царственное лицо Христа, был обозначен львом. Поэтому и в Откровении вместе с
царственным коленом упомянут лев, когда сказано: "Вот, лев от колена
Иудина, корень Давидов, победил..." (Отк. 5.5). У Матфея же
повествуется, что и волхвы пришли с Востока для поклонения Царю, который был
указан им звездой как уже рожденный; и сам Ирод страшится царственного Дитяти
и, чтобы умертвить Его, убивает всех младенцев (Мф. 2.1–18). А что тельцом обозначен был Лука, ввиду величайшей
жертвы Первосвященника, в этом никто не сомневался, ибо повествователь
начинает свою речь с первосвященника Захарии; там же напоминается о родстве
Марии и Елизаветы; там же повествуется об исполнении над младенцем Христом
первого священнодействия. И еще можно привести немало примеров того, что Лука
обращает внимание прежде всего на то, что связано со священничеством. Таким
образом Марк, не имевший в виду повествовать ни о царственном роде, ни о
священническом родстве и служении, и тем не менее оказывающийся занятым тем,
что Христос совершал как человек, из четырех вышеназванных образов,
по-видимому, мог быть обозначен только образом человека. Но эти три: человек,
лев и телец, живут на земле, и именно три названные евангелиста заняты
преимущественно тем, что Христос совершал во плоти и теми заповедями, которые
Он преподал носящим плоть для благочестивого провождения смертной жизни.
Иоанн же парит, как орел, над мраком человеческой немощи и созерцает свет
неизменной истины острейшими и сильнейшими своими очами». (Глава VI; 9.) Логика Блаженного Августина, полемизирующего с неназванным им прямо Иринеем, целиком построена на индивидуальных ассоциациях, а потому не безупречна. (На том же основании можно приписать Матфею символ человека, как это делал отец Александр Мень). Однако нас сейчас интересует не богословский спор, а русская история этого вопроса. Полагаю, авторство второй и третьей версий тетраморфа вряд ли когда-либо будет установлено: перед нами не иные системы, а, скорее, плод двух сделанных последовательно правок (или даже ошибок), ведь вторая версия восходит к первой (инверсия двух строк; см. таблицу), а третья – ко второй (к первоначальной инверсии добавилась еще одна).
Евангельский тетраморф – не самый популярный сюжет древнерусской иконописи. Видимо, это связано с тем, что на Руси геральдическая традиция была прервана монгольским нашествием и до позднего средневековья Русь собственной геральдической системы не выработала[4]. Первый русский тетраморф обнаруживаем в Трирской Псалтири XI века на миниатюре с Христом, венчающим Ярополка и Ирину. Увы, какие-либо надписи здесь отсутствуют. Самый ранний новгородский тетраморф – фрески Спаса Преображения Ковалевского монастыря (1345 г). Храм был разрушен во время Великой Отечественной войны, но сохранились черно-белые фотографии 1922 г.[5]. Надписей разобрать невозможно. На иконе
Феофана Грека «Спас в силах» (Благовещенский собор Московского Кремля, №
3232)[6]
тетраморф отсутствует. Но на приписываемой Андрею
Рублеву иконе из собрания П. И. Севастьянова, 1410–1415 гг. (ГТГ)[7],
восходящей именно к этой иконе Феофана Грека, Иоанна символизирует лев (левый
нижний угол иконы), над которым не только на оригинале, но и на
воспроизведении Лазарева четко читаются буквы Iω. При этом в правом верхнем углу над орлом надпись
«Маркъ», а в правом нижнем над тельцом – «Лоук» (Лука). Итак, перед нами тетраморф по Иринею Лионскому.
Школа
Андрея Рублева. Спас
в силах. 18 × 16 см 1410-е годы. ГТГ. Инв. 22124. Из
собрания П. И. Севастьянова
Здесь необходимо одно культурологическое рассуждение: В книге В. А. Плугина «Мировоззрение
Андрея Рублева»[8]
опубликована старообрядческая прорись XVII века с иконы, по преданию
написанной Андреем Рублевым. На ней Спаситель держит раскрытую книгу с двумя
стихами из Евангелия от Матфея (11: 28–29). На одной странице книжного
разворота отчетливо читается: Приидете ко мнѣ
всi тружд<а>ющи<i>ся Iω БРемененiи… На другом: …и азъ покою вы: возмете иго мое и научитеся от
мене… Для того чтобы понять, почему четыре
буквы в этом тексте выделены, надо вспомнить о древнерусской фресковой
традиции писать апостолов с раскрытыми Евангелиями в руках. Имена апостолов
записываются на книжном развороте в виде двух букв: «МТ» – Матфей, «МК» –
Марк и т. д. (Эта традиция была знакома Андрею Рублеву, ведь он и сам так
поступил, расписывая Успенский собор во Владимире.) «Iω» –
каноническое сокращение имени Иоанн, а «БР» – нетрадиционное, но корректное
сокращение слова «Богородица». На старообрядческой прориси
воспроизведена центральная икона Деисусного чина. Вспомним, что слово
«Деисус» – результат каламбурной контаминации имени Иисуса и греческого слова
«исис» (молитва). Значит, эта прорись – рублевский ответ на вопрос, почему в
деисусном чине непосредственно слева от Христа пишется Иоанн Креститель (или
Иоанн Богослов), а справа – Богородица. Выходит, сам евангельский текст после
его перевода на славянский и подсказал, кто именно первым придет на призыв
Спасителя. И потому, надо полагать, деисусный чин
с Иоанном (одним или другим) одесную Христа и Богоматерью ошую становится так
популярен в славянской среде. Вот и на иконе из собрания П. И. Севастьянова текст на
книжном развороте таков:
И хотя (не согласимся с исскуствоведами) признать эту
икону рублевской мы не можем (скорее, перед нами работа способного и
прилежного ученика), графико-смысловая игра, цель которой акцентировать
предстояние Иоанна и Богородицы, указывает на принадлежность иконы из
собрания П. И. Севастьянова школе исихаста Андрея Рублева. Этого промыслительного значения самой графики
евангельского текста уже не замечает иконописец, создавший образ Спаса в
силах на тверской иконе «Небесная сень» (1588–1590 гг.). (Текст на книжном развороте обрывается на (…вси
тру…».) Однако для нас важно, что, как и на образе из собрания
П. И. Севастьянова, в левом нижнем углу мы видим льва и над его
головой читаем: «Иоанн».
Спас в силах. Деталь иконы «Небесная
сень» из церкви Белая Троица в Твери[9]. 1588–1590 гг. Тверская областная картинная галерея.
Инв. Ж–1239.
По множеству мельчайших деталей (в том числе по
композиции и характерному решению фигур тетраморфа) можно сделать заключание:
эта икона восходит к доподлинно принадлежащей Андрею Рублеву иконе Спас в
силах из Успенского собора Владимира. И то, что на владимирской иконе надписи
над символами евангелистов не читаются, – свидетельство их затирания после
1722 года (о причине этого см. ниже).
Андрей
Рублев. Спас в силах. 1408 г.
314 × 220 см ГТГ.
Инв. 22961 Из деисусного
чина Успенского собора во Владимире. Заметим однако, что на миниатюре из «Евангелия Хитрово» (рубеж XIV–XV вв., считается, что их мог нарисовать молодой Андрей Рублев) символ Иоанна – орел[10] И все же эти миниатюры не свидетельствуют о том, что уже в XIV веке на Руси утвердился обычный для Европы западный вариант тетраморфа. Сошлюсь на публикацию В. Г. Пуцко, обнаружившего, что на трех новгородских иконах Спаса в Силах XV–XVI вв. (из собраний Н. П. Лихачева, С. И. Рябушинского и П. Д. Корина) отождествление символов евангелистов дано по толкованию св. Иринея Лионского[11]. Отождествление Иоанна со львом находим на иконах в собраниях разных российских музеев[12]. Так и на медной иконке «Божия Матерь.Знамение», которая хранится в коллекции медной пластики Института рукописной и старопечатной книги Нижнего Новгорода.
Божия Матерь «Знамение». Медное литье. Собрание ИРиСК. http://irisk.vvnb.ru/Znamen.htm На сайте института отмечается: «В углах иконы присутствуют символические изображения
евангелистов: в правом верхнем углу – Матфей в образе Ангела; в верхнем левом
углу – Марк в образе Орла; в нижнем правом углу – Иоанн в образе Льва; в
нижнем правом углу – Лука в образе Тельца»[13]. Здесь же
можно прочитать, что в 21 главе «Поморских ответов» (1722 г.) теоретик
старообрядчества Андрей Денисов писал: «В древлецерковныхъ книгахъ печатныхъ святiи четыре евангелиста
вообразахуся Матфей лицемъ человеческим, Марко лицемъ орлимъ, Лука телечимъ,
Иоанн львовым… Сей древлецерковный обычай изменивше, воображаютъ Иоанна лицем
орлимъ, а Марка лвовымъ»[14]. Андрей
Денисов делает вывод: «Римляне бо пишутъ Иоанна лице орле, а не
лвово; а Марка лице лвово, а не орле». И вывод этот корректен: принятое в ходе реформы Никона толкование восходит к трудам Викторина из Петтау, епископа Епифания Кипрского (Епифаний из Константа), Иеронима и Григорий I. По указу Священного Синода от 1722 г. было запрещено изображать евангелистов в виде животных. Они допускались лишь как атрибуты их изображений в человеческом облике. А еще раньше «латинская система» была утверждена как единственно правильная на соборе в 1666 г. С 1722 года по указу Священного Синода запрещено изображать евангелистов в виде животных. Животные могли сохраняться лишь как атрибуты авторов четырех евангелий. Разумеется, для старообрядцев этот указ – указом не стал. Они остались верны древнерусской (читай – византийской) традиции[15], традиции изначальной, идущей через Иринея Лионского и святителя Поликарпа Смирнского от самого Иоанна Богослова.
2006–2008 |
