Андрей Чернов

III. ВТОРОЕ ИМЯ РЕКИ КАЯЛЫ

экспедиция

Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы…

           Слово о полку Игореве

Река Быстрая напротив поселка Жирнов.

Тацинский район Ростовской области.

Фото с сайта волгоградских альпинистов

В ГЛАВЕ:

ПОХОД ИГОРЯ. СВОДКА СВИДЕТЕЛЬСТВ

КАЯЛА. ПРОБЛЕМА ЛОКАЛИЗАЦИИ

РАСЧЕТ СКОРОСТИ. ДВА ВАРИАНТА

ИГОРЬ СВЯТОСЛАВИЧ И ВЛАДИМИР МОНОМАХ

СЮУРЛИЙ ЗНАЧИТ ВОЛОК

ОСКАЛ КАЯЛЫ

«НАЛЕТЕЛИ ВЕТРЫ ЗЛЫЕ ДА С ВОСТОЧНОЙ СТОРОНЫ…»

За четыре десятилетия до битвы на Калке история преподала Киевской Руси жестокий урок: весной 1185 года, впервые за сто двадцать пять лет борьбы с половцами, русские князья попали к ним в плен. Смысл этого события понял только один человек – автор «Слова о полку Игореве».

Инициаторами того похода в Поле, а значит, и виновниками поражения, были младшие Ольговичи – Игорь и Всеволод Святославичи. Их дед Олег одним из первых начал «выковывать мечом распрю» и первым сам привел половцев на Русь.

Если вслед за автором «Слова» считать с начальной стычки в пятницу, то битва на Каяле продолжалась три дня. И закончилась в воскресенье доселе не виданной на  Руси военной катастрофой.

Полагали, что Каяла (так называют эту реку и «Слово», и Ипатьевская летопись) – поэтическое имя реки Суда и Скорби (от глагола «каять»). Но в 1929 г. М. Фасмер указал, что по-тюркски kaja – утес, скала, а kajalū – скалистый[1]. Отметим, что песнетворец XII столетья сталкивает поэтическую этимологию с иноземным названием этого гидронима: …кають кънšязšя игоряš, иже погрузи жиръ во дънѣ Каялы рѣкы половѣцьскыѣ русьскаго злата насыпаша.

Может показаться, что Каяла действительно только метафора: слишком уж много версий высказано за два века ее поисков на карте. Но поскольку подробности события могут указать и его место, начнем с реконструкции Каяльского побоища.

ПОХОД ИГОРЯ. СВОДКА СВИДЕТЕЛЬСТВ

По Ипатьевской летописи поход удельного Новгород-Северского князя Игоря Святославича (1151–1202 гг.) начался во вторник 23 апреля 1185 г. Это день Святого Георгия Победоносца. Игорь, получивший при крещении имя Георгий, выступил в Поле в этот день, ибо уповал на помощь небесного своего покровителя. Был тут и некий патриархальный нюанс: в Юрьев день принято на Руси впервые после зимы выгонять в поле скотину и коней.

С Игорем пошли его брат Всеволод, князь Курский и Трубчевский, а еще племянник Святослав Ольгович из Рыльска и сын Владимир из Путивля. По просьбе Игоря Ярослав Всеволодич Черниговский дал ему Ольстина Олексича с ковуями (отрядом местных тюрков, «своих поганых»). Лаврентьевская летопись свидетельствует не об одном, а о двух сыновьях, взятых Игорем в Поле. Автор летописной повести не называет имен, но речь может идти только о пятнадцатилетнем Владимире и о его одиннадцатилетнем брате Олеге. После 1185 г. об Олеге, как, впрочем, и о плененном на Каяле восемнадцатилетнем Святославе, ничего не известно. А поскольку в «Слове» сказано, что «два молодых месяца, Олег и Святослав, тьмою заволоклись и в море погрузились», надо думать, что Олег погиб в деле[2].

Автор говорит, что в Поле Половецкое Игорь «поехал по чистому полю». Это выражение легко принять за поэтический штамп. Но это не так: между Русью и Полем лежит Донецкий кряж, местность гористая и поросшая лесами. По северной его границе течет Северский Донец, чей левый берег луговой, низкий. Значит, по нему и пошел Игорь. При приближении Игоря половцы «неготовыми дорогами» побежали на юг, «к Дону», и хан Гзак поспешил им на выручку из-за Дона с юго-востока. Из плена Игорь тоже будет бежать по «лугу Донца».

На берегу Донца под вечер 1 мая (согласно астрономическим расчетам в 3 часа 25 минут по киевскому времени) Игорь увидел «солнце, стоящее, как месяц». Он спросил у дружины, что может означать затмение, и получил ответ: «Не на добро это знамение». Игорь возразил: «Тайны Божьей никто не знает…»

Форсировав Северский Донец, он подошел к Осколу и двое суток ожидал идущего из Курска Всеволода. Ценой этой задержки и будет гибель русских полков.

Из Ипатьевской летописи (в переводе):

…Переправился через Донец и, пойдя к Осколу, ждал там два дня брата своего Всеволода: тот шел из Курска иной дорогой. И оттуда пошли[3] к Сальнице. Здесь приехали к ним разведчики, которых посылали ловить языка, и сказали: «Видели врагов, они в доспехах разъезжают. Либо не медлите и поезжайте, либо возвратимся домой: не наше сейчас время».

Игорь решил продолжать поход. И после встречи с разведчиками ѣхаша чересъ ночь. А наутро русские вступили в первый бой с половцами:

Утром же в пятницу, в пору обедни, встретили полки половецкие. < ...> И двинулись на половцев, на Бога уповая. И когда приблизились к реке Сюурлию, то выехали из половецких полков стрелки и, пустив по стреле на русских, ускакали.

Еще не успели русские переправиться через реку Сюурлий, как обратились в бегство и те половецкие полки, которые стояли недалеко за рекой. Святослав же Ольгович, и Владимир Игоревич, и Ольстин с ковуями-стрелками бросились их преследовать, а Игорь и Всеволод шли медленно, держа строй.

Половцы пробежали через свои вежи и русским достался богатый полон. Другие же увлеклись погоней и вернулись с полоном  к своим полкам лишь ночью.

И как собрали всех пленников, обратился Игорь к братии своей и к мужам своим: «Вот Бог силой своей обрек врагов наших на нашу победу над ними, а нам даровал честь и славу. Но видим мы бесчисленные полки половецкие – чуть ли не все половцы тут собрались. Так поедем же сейчас, ночью, а кто утром пустится преследовать нас, то лишь лучшие из половецких конников переправятся, а нам самим – уж как Бог даст». Но сказал Святослав Ольгович дядьям своим: «Далеко гнал я половцев, и кони мои изнемогли; если мне сейчас ехать, то отстать мне по дороге». И поддержал его Всеволод и предложил ночевать здесь. И сказал Игорь: «Да не странно, братья, сделав свой выбор, будет нам и умереть тут». И заночевали на том месте.

А вот как рассказывает о роковой пятнице автор «Слова»:

Поутру в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, умчали красных девок половецких, а с ними злато, и паволоки, и драгоценные оксамиты. Покрывалами, и плащами, и кожухами начали гати мостить по болотам и топким местам – и всякими нарядами половецкими. Червленый стяг, белая хоругвь, червленый бунчук, серебряный жезл – храброму Святославичу! Дремлет в поле Олегово храброе гнездо – далеко залетело. Но не было ведь оно рождено на обиду ни от сокола, ни от кречета, ни от тебя, черный ворон, поганый половчанин! Гзак бежит серым волком, Кончак ему путь указывает к Дону Великому.

Итак, в пятницу половцы, пустив с берега Сюурлия через реку по стреле, побежали. Их преследовали Святослав Ольгович, Владимир Игоревич и Ольстин. Игорь и Всеволод следовали за ними помалу. Только к ночи передовые части вернулись с трофеями и пленными. Игорь предложил немедленно отходить, но Святослав сказал, что коням нужен отдых. Всеволод поддержал Святослава, и решено было ночевать на месте.

Скажем о противниках Игоря. Это Гзак (Кза) – сын хана Беглюка, глава союза донских половцев Бурчевичей. В 1169 г. вежи (кочевые кибитки) этого хана (с его женами и детьми) были захвачены братом Игоря Олегом Святославичем. Союзник Гзака и фактический властитель Поля Половецкого Кончак Отрокович – сын хана Атрака (Отрόка), внук Шарукана, первого из половцев, пришедшего на Русь (1068 г.) и почти сорок лет угрожавшего ее южным границам.

Ипатьевская летопись:

С рассвета в субботу показались полки половецкие: было их, как деревьев в лесу. <…> Так пришлось всем сойти с коней, чтобы с боем дойти до реки Донца...

«Слово»:

На другой день рано поутру кровавые зори рассвет возвещают, черные тучи с моря[4] идут, хотят закрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти дождю стрелами с Дона Великого! Тут копьям преломиться, тут саблям притупиться о шеломы половецкие – на реке на Каяле, у Дона Великого. О Русская земля! Ты уже за Шеломенем! Это ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы. Земля гудит, реки мутно текут, пыль поля покрывает, стяги глаголят: половцы идут от Дона и от моря[5], и со всех сторон русские полки обступили. Дети бесовы кликом поля перегородили, а храбрые русичи преградили червлеными щитами.

Здесь автор «Слова» переключает свое внимание на Всеволода:

Яр тур Всеволод! Стоишь в обороне, сыплешь на воинов стрелами, гремишь о шеломы мечами харалужными. Куда, тур, поскачешь, своим златым шеломом блистая, там лежат поганые головы половецкие. Расщеплены саблями калеными шеломы аварские тобой, Яр тур Всеволод! И кляня раны, дорогие братья, забыл он почести и жизнь, и города Чернигова отчий злат престол, и своей милой жены прекрасной Глебовны любовь и ласку…

О Всеволоде (ок. 1155–1196 гг.), который через два года вернулся из половецкого плена, тот же Ипатьевский летописец скажет в некрологе, что он был во Ольговичехъ всихъ удалее, рожаемъ и воспитаемъ, и возрастомъ, и всею добротою, и мужьственою доблестью, и любовь имяше ко всимъ.

Итак, русские полки спешились. Правда, если верить автору «Слова», Всеволод со своим конем не расстался. Но почему главный удар принял именно Буй Тур?

Со слов Ипатьевского летописца мы знаем, что в пятницу Ольговичи построились в таком порядке (слева направо): Святослав – Игорь – Всеволод. А впереди – сводный полк лучников, полк Владимира Игоревича и ковуи. Если до этого шли по левому берегу Донца, а в субботу повернули к нему и впереди оказался Всеволод, значит, перегруппировку Игорь не производил.

Более суток русские пробивались, «обходя озеро». И Всеволод их вел.

Ипатьевская летопись:

... ибо сказали: «Если ускачем, то сами спасемся, а простых людей оставим. И то будет грех перед Богом: предали и сбежали. Но умрем, или вместе живы будем». И сказав так, сошли с коней и двинулись с боем. Тогда по воле Божьей ранили Игоря в левую руку, и она омертвела. И была велика печаль в полку его: есть у них воевода, а ранили его прежде других. И так тяжко сражались весь день до вечера, и многие были ранены и убиты в русских полках. Уже настала субботняя ночь, но все еще шли, сражаясь. На рассвете в воскресенье не выдержали ковуи и побежали. Игорь же был на коне, ибо был ранен, и поспешил к ним, пытаясь вернуть их к полкам. Но, заметив, что отдалился от своих, сняв шлем, поскакал обратно к своему полку, ибо уже узнали бежавшие князя и должны были вернуться. Но так никто и не возвратился, только Михалко Юрьевич, узнав князя, вернулся. < ...> Когда же приблизился Игорь к своим полкам, половцы, помчавшись ему наперерез, захватили его на расстоянии одного полета стрелы от воинов его. И схваченный Игорь видел брата Всеволода, жестоко бьющегося. <…> И сражались, обходя озеро.

Как сообщает Лаврентьевская летопись, степняки отрезали русских от воды, и ратников мучила жажда. В «Слове» тема жажды прозвучит в рассказе Святославовых бояр о поражении Игоря («А мы уже, дружина, жаждем веселья»), и в плаче Ярославны, которая упрекнет солнце в том, что оно «в поле безводном жаждой им (воинам ее мужа. – А. Ч.) луки иссушило».

Почему, если идешь по берегу, нельзя напиться? Ответ дает Лаврентьевская летопись, из которой мы узнаем, что половцы не подпускали пришлецов к воде стрелами. Но отчего Всеволод не мог пробиться к воде?

Авторы Ипатьевской (пространной) и Лаврентьевской (краткой) версий описывают одну и ту же ситуацию, и потому увязать концы не составляет труда: если Каяла – «скалистая», то русские шли над крутым обрывом, а внизу, в тростнике и за камнями, скрывались половецкие лучники.

Окружение и в самом деле было полным, хотя из-под берега кочевники атаковать не могли.

В «Слове» сказано: «Гзак бежит серым волком, Кончак ему след правит к Дону Великому». «Править след» – указывать направление. Значит, половцы, проведав об экспедиции Игоря, уговорились соединиться и дать сражение «у Дона». Игорь идет к Дону с северо-запада. Гзак, выдвигаясь с юго-востока, от предгорий Кавказа, уже форсировал Дон и «бежит» наперерез Игорю. С юго-запада от Азовского моря поспешает Кончак, который рыскал той весной между Днепром и Донцом где-то у Лукоморья (Северное Приазовье). Именно там год назад Святослав Киевский взял в плен хана Кобяка и его сыновей, и теперь Кончак прибирал Лукоморье к рукам.

Кончак и предупредил Гзака о походе Игоря. Это на его отряды наткнулись посланные за языком Игоревы «сторожа». Они вернулись с пустыми руками, но сообщили, что видели половцев, которые ехали наготове – «при доспехах».

Игорь принял сражение, форсировав Каялу. В противном случае получается, что бежавшие накануне половцы каким-то образом зашли в тыл к русским, или Гзак с Кончаком промахнулись и теперь догоняют Игоря. Но Лаврентьевская летопись этого предположения не подтверждает:

А остатки разбитых половцев бежали к войску своему, куда прежде весть посылали, и рассказали им о своем поражении. Те же, услышав, пришли к ним на помощь и за другими послали.

Меж тем русские похваляются:

«А теперь пойдем следом за ними за Дон (! – А. Ч.) и перебьем их всех без остатка. Если же и тут одержим победу, то пойдем вслед за ними и до Лукоморья, куда не ходили и деды наши, а славу и честь свою всю возьмем до конца».

Это свидетельство, почему-то не попавшее в поле зрения тех, кто считает, что битва произошла где-то у северного побережья Азовского моря, не оставляет сомнений в замысле Игоря: его путь – на Дон и только оттуда – к Лукоморью.

Если русские сразу пошли бы в Лукоморье, Дон был бы дальше. А он – ближе. Сказано же: «На реке на Каяле у Дона Великого». Кроме того, в Лукоморье князья не могли принять решение пробиваться «вокруг озера» к Донцу, ведь до него была бы не одна сотня километров.

Значит, верен только левобережный маршрут по Северскому Донцу с одной переправой через него и броском к Осколу. Это путь к рекам Белой Калитве (часто ее называют просто Калитвой) и Быстрой. И Донецкий кряж, выходящий на левобережье Донца (Караул-гора у города Белая Калитва), если смотреть с левого берега Быстрой, оказывается уже на севере.

Попробуем разобраться с «морем», о котором упоминают и автор «Слова», и Ипатьевская летопись.

В летописи сказано: А прочии в морѣ истопоша… (А прочие в море утонули).

А вот «Слово»: дъва сълньця помѣрькоста, оба багряšная стълъпа погасоста, и съ нима молодая мѣсšяця Олегъ и Свšятъславъ тьмою сšя поволокоста… <…> и въ морѣ ся погрузиста и великое буиство подаста хынови.

Но тот же Ипатьевский летописец свидетельствует, что битва происходит «на реке Каяле», а сражаются русичи, «обходя озеро». Не упоминает о море и Лаврентьевская летопись (только о «воде», к которой пробились русские, дав последний свой бой). Поэт же «озера» просто не заметил. Для него битва была «на реке на Каяле у Дона Великого».

И дело не в невнимательности поэта.

 «Утонуть в море» и «погрузиться в море» – две равноправные идиомы, означающие смерть. Сравним с чешским заклятием, записанным в XV в.: «пойти к Велесу за море».) И еще: Тако же и море житииское: ови мало въ немъ явивъшесяи потопишася, ови же на большее время пребывшее, тако же погрузишася… (Кормчая Варсонофиевская, XIV в.) СССПИ[6]. Переведем: «Так и море житейское: кто на малый срок на нем явится, – потонет, а кто на большее время задержится, – также <в пучину> погрузится». Это символический, поэтический язык. Когда же речь идет о земной реальности, Ипатьевский летописец говорит: «И сражались, обходя озеро». Но озером назывался и до сих пор называется еще и разлив реки (см. «Повесть временных лет», где под 1016 г. рассказывается, как Ярослав Мудрый на Днепре прижал Святополка к «озеру» и одолел того).  Лаврентьевская летопись: «Изнемогли от безводия и кони и сами, в жаре и в муках, и наконец пробились к воде, а то три дня не подпускали их к воде...».

Таким образом, «море», в котором якобы утонули русичи, – это результат прозаического чтения поэтического текста. До Лукоморья – несколько дневных переходов. Вряд ли половцы предполагали, что Игорь идет «поискать Тмуторокань». Однако, зная скорость передвижения войска по степи, они высчитали, где реально соединиться и встретить русских.

Вечером в пятницу Игорь еще думал продолжать движение на юг, к Дону. Понимая, что в погоне от Сюурлия к Каяле его передовые полки устанут, он форсировал Каялу, чтобы сократить авангарду обратный путь. Надо думать, Игорю не хотелось повторять утренний сценарий, когда половцы, обстреляв русских из-за реки (с левого высокого берега), ушли в степь, и догонять их пришлось до ночи.

Так Игорь перешел свой Рубикон.

Теперь сзади – крутой берег, спереди – орды кочевников, выше – немилосердное степное солнце. Когда же Игорь повернул свои полки вправо и стал пробиваться к Донцу, Каяла оказалась по правую руку. Правда, Ипатьевский летописец утверждает, что в ночь на субботу Игорь уговаривал брата и племянника немедленно отступить. Но это означает, что князь понял опасность уже после того, как сам переправился через Каялу. Переправа через невеликую эту реку стала роковой ошибкой Игоря. Утром в субботу он первым из всего войска был ранен в левую руку. (Поскольку полки повернули вправо, Игорь стоял к врагу левым боком.)

Ранить князя могли только стрелой. Если б войска сошлись врукопашную, у ратников просто не было бы времени скорбеть об уязвленном в шуйцу Игоре. Автор «Слова» тоже не говорит об обстоятельствах этого ранения, но, описывая приближение степняков, дважды упоминает о летящих с юга половецких стрелах: «Идти дождю стрелами с Дона Великого!..», «Это ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы. Земля гудит, реки мутно текут, пыль поля покрывает, стяги глаголят: половцы идут…». Позже Святослав Киевский устами автора «Слова» произнесет: «…стреляй, господин, Кончака, поганого кощея, за землю Русскую, за раны Игоревы…», а Ярославна будет укорять ветер: «О Ветер-Ветрило! Зачем, господин, веешь навстречу? Зачем несешь хиновские стрелы на своих легких крылышках на воинов моего мужа? Мало ли тебе, будучи вверху, под облаками веять, лелея корабли на синем море? Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?»

 Поэт не был участником похода. Это видно по тому, как он описывает конкретную топографическую ситуацию. Он знает, что к Каяле половцы подошли «от моря» (Кончак) и «от Дона» (Гзак). Но тут же утверждает, что дувший во время битвы насильно (то есть навстречу русским) ветер прилетел и с моря, и с Дона: чьрныѣ тучѣ съ моря идуть... ити дождю стрѣлами съ Дону Великаго; се вѣтри Стрибожи вънуци вѣютъ съ моря стрѣлами, на храбрыѣ пълкы Игоревы.  Море – это на юго-западе. Но если б ветер был морским, он не доставил бы хлопот русскому войску, когда оно задумало пробиваться к Донцу. Беда была в том, что дул степной, восточный ветер.

Чуть северней реки Белой Калитвы как раз и заканчивается разнотравье и начинаются типчаково-ковыльные степи. Восточный ветер и принес роковую стрелу.

Итак, Игорь форсировал Каялу, а теперь пробивается в сторону Донца, чей левый берег порос дубравами, а по правому – взгорья Донецкого кряжа. Бросок к Донцу по левому берегу Каялы – единственно возможный путь отступления. Иначе – неминуемая гибель на переправе через Каялу. Разумеется, всегда можно найти приемлемый спуск и перейти неширокую речку, но, если враги поджидают тебя и на другом ее берегу, не успеешь перестроиться для отражения их атаки и примешь бой по пояс в воде.

Всю субботу половцы наседали. Русские не дрогнули и стали их теснить, двигаясь, как сообщает Ипатьевский летописец, «вокруг озера». В «Слове» об озере ничего не сказано, но свидетельство летописца задает азимут: поскольку в Поле русские пришли по левому берегу Северского Донца, то Донец справа от них.

На рассвете в воскресенье обратились в бегство ковуи.

Как это могло случиться, если половцы шли «со всех сторон»? По всей видимости, в ночь на воскресенье Гзак с Кончаком сменили тактику. Они осознали слабость Игорева строя и, видя, что русские хотят пробиться к Донцу, пошли на хитрость: расступились, оставляя между собой коридор и создавая иллюзию, что Кончака можно обойти. Гзак атаковал ковуев, прикрывавших Всеволода с напольной стороны, и те кинулись в ловушку. Клещи стали сжиматься, и теперь правый фланг Кончака встретил ковуев, которым ничего не оставалось, как повернуть к югу. Но там – левый фланг Гзака. Мышеловка захлопнулась, и лишь десяток беглецов смогли проскочить между Кончаком и Гзаком и ушли в степь.

«Слово»:

С раннего утра до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы каленые, гремят сабли о шеломы, трещат копья харалужные в поле неведомом среди земли Половецкой. Черная земля под копытами костями засеяна и кровью полита, скорбью взошел тот посев по Русской земле. Что мне шумит, что мне звенит давеча рано пред зорями? Игорь полки поворачивает, ибо жаль ему милого брата Всеволода. Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы. Тут кровавого вина не хватило, тут пир закончили храбрые русичи – сватов напоили, а сами полегли за Русскую землю. Никнет трава от жалости, и дерево в печали к земле склонилось.

Схема:  бегство ковуев и рейд Игоря

Когда дрогнули ковуи, раненый Игорь поскакал наперерез беглецам, пытаясь их возвратить: «Игорь полки возвращает: жаль бо ему мила брата Всеволода…». Чтобы его узнали, князь снял шлем. Он понимал, что, если ковуи покинут поле боя, левый фланг брата будет оголен и Гзак сбоку атакует бьющегося с Кончаком Всеволода.

Игорь решается на отчаянный рейд. И перехватят его на обратном пути не потому, что за ним специально охотились, а потому, что Кончак в это время двинул вперед свой правый фланг. Последнее, что видел схваченный Игорь, – «крепко бьющегося Всеволода» (видимо, тот тоже поспешил на выручку брату, но не поспел).

Из обстоятельств пленения Игоря также следует, что в субботу русская рать, не меняя описанного Ипатьевским летописцем начального своего построения, повернула вправо, и правый фланг (полк Всеволода) стал авангардом, а полк Святослава – арьергардом. Игорь, прикрытый спереди Всеволодом, сзади Святославом, а слева ковуями и Владимиром, находился вне контакта с противником (поэтому автор «Слова» о его подвигах и не рассказывает).

Если бы построение русских было иным, Игорь, возвращаясь из погони за ковуями, не смог бы увидеть, как дерется Всеволод. Следовательно, Кончак стоял против Всеволода, а Гзак атаковал полки Святослава Рыльского, ковуев и Владимира. Так, кстати, и должно было произойти, поскольку Гзак подошел с юго-востока.

 Летописец сообщает, что цель одиночного рейда Игоря – вернуть ковуев. Автор «Слова» описывает ту же ситуацию, но у него иная и, надо заметить, весьма проницательная мотивировка. Всеволод и так «стоит в обороне» против Кончака, но, раз ковуи побежали, его и в самом деле жаль: теперь по левому его флангу ударит Гзак.

Мнение автора «Слова» о том, что битва длилась три дня, – ключ к тактическому пониманию произошедшего. Если первая стычка в пятницу была началом решающего сражения, значит, Гзак и Кончак, которым не хватило дня до соединения друг с другом, переиграли Игоря, кинув ему «трофеи» в виде незащищенных веж. Отменная наживка оказалась насаженной на хорошо выкованный крючок.

Единственный за три дня битвы ратный поступок находящегося во втором эшелоне Игоря – его одиночный рейд наперерез бегущим ковуям. Больше Игорь просто ничего не успел предпринять. Он расставил полки так, что сам был обречен на фактическое неучастие в битве. Это значит, что автору «Слова» просто нечего поведать потомству о ратных подвигах Игоря на Каяле. Лаконизм высказывания поэта о действиях Игоря (всего одна фраза!) показывает, что стихотворец вник в тактические детали сражения основательнее, чем его современники-летописцы, и глубже, чем историки и комментаторы его поэмы. Героем битвы на Каяле был не Игорь, а его брат Буй Тур, которому и воздает по заслугам щедрый поэт. Удивительно, что Всеволод после бегства ковуев и пленения Игоря, продолжая движение вправо по берегу «озера», сумел продержаться до полудня (то есть еще не менее шести часов).

То, что оставшаяся без воеводы дружина Игоря вступила в бой лишь после бегства ковуев, подтверждает и Лаврентьевский летописец:

И сошлись с русскими лучниками, и бились три дня лучники, а в копейном бою не сходились <…>, а к воде не дали им подойти. И подошло к ним войско все, бесчисленное множество. <…> Изнемогли от безводия и кони и сами, в жаре и в муках, и наконец пробились к воде, а то три дня не подпускали их к воде. Увидев это, враги устремились на них и прижали к воде. И яростно бились с ними русские, и лютая была битва.

Этот отрывок, который не принято цитировать из-за кажущегося его противоречия Ипатьевскому рассказу, показывает, что Лаврентьевская повесть написана со слов кого-то из чудом спасшихся дружинников Игоря. C утра пятницы по воскресное утро дружина Игоря в бой не вступала. Прикрытая с трех сторон другими полками, она шла по высокому берегу, но к воде подойти не могла. Когда же берег понизился, измученные жаждой ратники бросились к реке.

Здесь Игорев полк и дал свой последний «лютый» бой.

КАЯЛА. ПРОБЛЕМА ЛОКАЛИЗАЦИИ

Литературовед Б. М. Гаспаров в своей монографии утверждает, что автор «Слова» предельно мифологизирует поход Игоря, и под его пером ни один из элементов текста не остается равнозначным своему внепоэтическому смыслу[7]. Так и Н. С. Демкова полагает, что поэт не описывает мужества Игоря во время битвы, ибо Всеволод – «эпический двойник» и, соответственно, заместитель Игоря[8]. Увы, оба этих изящных построения – плод кабинетной мифологизации поэтического текста. В том случае, когда исключительная в своих деталях реальность описана зорким и внимательным современником, мы можем различить, где перед нами устоявшиеся фольклорные обороты (Дунай как вообще река или «море» в значении озера), а где конкретные топографические термины (Шеломя, Каяла). Так и топоним «Лукоморье» может произвести впечатление мифологемы, но именно в Лукоморье, то есть у северного берега Азовского моря, Святослав Киевский взял в плен хана Кобяка.

О. В. Творогов пишет, что Шеломя – «древнерусский топографический термин, обозначающий холм, возвышенность»[9].

Так все-таки – холм или топоним?

В Ипатьевской летописи Шеломя упомянуто под 1151 и 1184 годами. В первом случае речь о битве Юрия Долгорукого где-то на Малом Рутце и Великом Руте (Рут – приток Роси), во втором – о том, как русские, «перейдя Хорол» и после «взойдя на Шеломя», высматривали, не идут ли половцы: «Кончак же стоял в луговой части, и его обошли, пройдя по Шеломени». Выходит, что Шеломя (во всяком случае, в летописях и в «Слове») – не вообще холм или холмы, а Донецкий кряж, протянувшийся по правому берегу Северского Донца на 370 км (высшая точка 367 м) и продолжающая его Приднепровская возвышенность, доходящая до Киева. Рут и Хорол находятся на западной оконечности этой гряды, река Каяла – на восточной, а посредине – гора Кременец («Изюмский курган»), отождествленная с Шеломенем еще в 1844 г. Д. Дубенским[10].

Итак, Шеломя – поросшая широколиственными лесами гористая гряда, разогнутой подковой отделяющая Южную Русь от Поля. (Так воспетый «Повестью временных лет» Оковский лес отделяет Северную Русь от Южной.) По Шеломеню русские в 1184 г. обошли Кончака. И именно к Шеломени, держа курс на Донец, станут во время решающей битвы пробиваться полки Игоря. И расчет Игоря понятен: в горной местности половецкая конница малоэффективна.

Кстати, геологически Донецкий кряж заканчивается километрах в двадцати восточнее Северского Донца на левом берегу реки Быстрой.

Средневековые ратники ходили в походы не по картам, а по ориентирам. И мышление идущего было азимутным, то есть строго горизонтальным. В лесу человека вели звериные тропы, а ориентирами служили засечки на деревьях, в поле – горки, излуки и урочища, то есть любые естественные маяки. Даже в наиболее раннем из известных нам древнерусских описаний «карты» Европы (на первых страницах «Повести временных лет»), сказано, что по Варяжскому (Балтийскому) морю можно доплыть до… Рима. Что, конечно, справедливо, только при этом надо выйти в Атлантику, а потом войти в Средиземное море. Именно такое пунктирное отношение к пространству мы обнаруживаем и в «Слове о полку Игореве».

Ипатьевский летописец ограничивается формальной последовательностью рек: 1) переправа через Донец; 2) Оскол; 3) Сальница; 4) Сюурлий; 5) Каяла.

Уже из пунктов 1 и 2 понятно, что Игорь идет по луговому берегу Донца, и, поскольку в летописи говорится лишь про одну переправу через Донец, значит, мы должны отвергнуть те варианты маршрута русского войска, которые уводят нас в сторону Азовского Лукоморья.

Б. А. Рыбаков и М. Ф. Гетманец, считающие, что «Великим Доном» автор «Слова» называет Северский Донец, забывают о том, что и в Ипатьевской летописи говорится о затмении солнца не на берегу Дона, а на берегу Донца, причем имя реки упомянуто даже дважды[11].

И именно к Донцу (а не к Дону) станут пробиваться русские в роковую субботу.

Краевед Юлий Сафонов рассказывает об экспедиции на Макатиху, организованной «Рабочей газетой» в конце 1970-х (ею руководил харьковский литературовед М. Ф. Гетманец):

Мы много копали в Славянске, но все, увы, безуспешно, и, потеряв всякую надежду найти следы битвы в черте города, перенесли поиски непосредственно на Макатиху. Сейчас от бывшей степной речки остался всего лишь тощий ручеек, а на сливающуюся с ним Голубую Долину, как на голубую нитку, нанизано множество водоемов местного рыбкомбината. Вокруг них мы заложили 78 шурфов. И – ни одной находки. Беседовали и со старыми рыбаками, на глазах у которых рождалась система этих водоемов. При их создании проводились крупные земляные работы, во время которых на десятках гектаров снимали грунт до самого материка. Бульдозеристы находили здесь лишь снаряды, захоронения времен Великой Отечественной войны, но из древностей – ничего. Итак, на этот раз Каялу мы не обнаружили. Зато, кажется, убедительно доказали, что Макатиха – это не Каяла[12].

Отличает Донец от Дона и автор «Слова»: перед побегом на Русь «Игорь князь путь измеряет от Великого Дона до Малого Донца».

Лаврентьевский летописец приводит слова князей, сказанные после первого боя: «Пойдем за половцами на Дон, а оттуда в Лукоморье». С Донца можно пойти на Дон, а потом выйти к Азовскому морю. Но если б под «Доном» имелся в виду Донец, то летописец должен был написать в обратном порядке: «Пойдем за половцами в Лукоморье, а оттуда на Дон».

Так Лаврентьевский летописец подтверждает левобережную версию похода Игоря в Нижнее Подонцовье.

Вспомним, как автор начинает рассказ о походе: «Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря, что и стянул свой ум крепостью, и изострил его мужеством сердца, исполнился ратного духа и навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую». Это не метафора кузнечного дела, как принято считать, а метафора натягивания лука: Игорь сначала стягивает «крепостью» свой ум (натягивает лук), после заостряет ум мужеством сердца (пальцы правой руки, держащей стрелу, оказываются у сердца), исполняется ратного духа (вдох и задержанное перед выстрелом дыхание) и «наводит полки на землю Половецкую» (лучник прицеливается).

Начинается поход в Новгороде-Северском, где трубят трубы, собирая Игорево войско, и в Путивле, где стоят стяги Владимира Игоревича. А ориентиры маршрута: 1) Сула (за которой уже ржут половецкие кони); 2) «широкие поля» и дубравы на низменном берегу Малого Донца (хотя само имя этой реки прозвучит только при возвращении Игоря из плена); 3) Шеломя; 4) река Каяла у Дона; 5) и «великие поля» на рубеже «безводного поля».

Это рассекающий Поле Половецкое путь к Дону по левому берегу Северского Донца. Пройдя его, и в самом деле можно «поискать града Тмуторокани», то есть выйти в Причерноморье. И автор не стесняется многократно повторить, что цель – «Великий Дон» и Тмуторокань, где некогда княжил Олег Святославич (Гориславич), дед Игоря.

Если следовать по ориентирам «Слова», уточняя детали при помощи летописи, то путь Игорева войска лежит строго на юго-восток. Пройдем по тексту еще раз.

1. Игорь говорит: «Да позрим синего Дону», «Хочу искусить Дона Великого», «Хочу копье преломить о конец (дальний край) Поля Половецкого», «Хочу <…> испить шеломом Дона».

2. Див велит послушать Волге, Поморью, Посулью, Сурожу, Корсуню и тмутороканскому истукану. Угроза звучит в адрес восточных и южных соседей Руси.

3. Половцы бегут от Игоря «неготовыми дорогами к Дону Великому», а «Игорь к Дону воинов ведет». К ночи в четверг 9 мая войска миновали Шеломя. Гзак из задонских степей спешит наперерез Игорю, Кончак указывает ему путь («след правит к Дону Великому» – для Гзака это путь с юга к северу). В пятницу русские гонят половцев на юг и передовые полки возвращаются с богатой добычей. По летописи за пятницу войска дошли от Сюурлия до Каялы.

4. Об утре субботы говорится: «Идти дождю стрелами с Дона Великого». Битва начинается «на реке на Каяле у Дона Великого», и автор еще раз подчеркивает, что Русская земля осталась за Шеломенем. Половцы, окружают Игоря, идя «от Дона» (Гзак) и «от моря» (Кончак, направляющийся со стороны Азовского моря). Войска сошлись «в поле незнаемом среди земли Половецкой», уже к полудню в воскресенье «два брата разлучились на берегу быстрой Каялы».

5. После поражения Игоря дева Обида «в стане внука Даждьбога» вступает «на землю Трояна» «на синем море у Дона», ибо Игорь насыпал русского злата «на дно Каялы, реки половецкой».

6. Бояре говорят Святославу Киевскому, что Игорь с Всеволодом пошли «поискать града Тмуторокани, либо испить шеломом Дону». (Дон впадает в Азовское море, а южнее его устья на Таманском полуострове находится Тмуторокань.) Уточняется, что поражение произошло «на реке на Каяле».

7. Ярославна собирается омочить шелковый рукав в Каяле-реке и в «поле безводном» утереть Игорю кровавые раны.

8. В плену Игорь находится где-то южнее Дона, у моря. Его путь на Русь лежит «от Великого Дона до Малого Донца» (до Северского Донца). Князь и бежит с Дона «к лугу Донца» (то есть к левому низменному его берегу).

9. Судя по диалогу с Донцом, Игорь возвращался на Русь вдоль этой реки (тем же путем он шел в Поле), а в конце пути переплывает на другой берег. А по летописи, бежав в некую пятницу, Игорь через 11 дней приходит в город Донец (выходит, за день он проходил около сорока километров), а оттуда направляется в Новгород-Северский.

Исследователями предложены разные варианты локализации Каялы. Приведем все известные версии[13]:

1) река Кагальник, приток Дона (Карамзин, Беляев, Семенов, Семенов Тянь-Шанский, Глухов, Баскаков);

2) приток Кагальника (Новиков);

3) река Айдар, левый приток Северского Донца (Арцыбашев);

4) река Быстрая, левый приток Северского Донца (Афанасьев);

5) река Калитва, левый приток Северского Донца, впадающий в него чуть выше реки Быстрой (Стеллецкий);

6) река Калалы, приток Егорлыка, который впадает в реку Маныч, являющуюся, в свою очередь, самым нижним левым притоком Дона (Ковешников);

7) река Кальмиус или ее приток река Кальчик, впадающие в Азовское море с севера, где, как считается, в 1223 г. произошло первое столкновение соединенных русско-половецких сил с монголами (Бутков, Броневский, Багалей, Кудряшов);

8) река Берда, впадающая в Азовское море с севера (Григорович);

9) река Самбок, впадающая в Азовское море с севера (Зотов);

10) река Миус, впадающая в Азовское море с севера (Тиньков, Гетманец);

11) река Казенный Торец в среднем течении Северского Донца (Ваденюк);

12) река Макатиха в среднем течении Северского Донца (Сибиллов, Кудряшов, Гетманец, Сумаруков, Махновец);

13) река Каменка в среднем течении Северского Донца (Кудряшов);

14) Ложников овраг в среднем течении Северского Донца (Грум-Гржимайло);

15) река Мокрые Ялы в бассейне Днепра (Лонгинов, Рыбаков);

16) река Кривель в бассейне Днепра (Федоров);

17) район реки Самары в бассейне Днепра (Рыбаков, Плетнева);

18) овраг Скелеватый в бассейне Днепра (Рыбаков);

19) река Орелька, впадающая в Орель, которая, в свою очередь, является левым притоком Днепра (Корж);

20) река Казинка в междуречье Северского Донца и Оскола (Андриевский);

21) река Хахлань или река Холка в междуречье Северского Донца и Оскола (Иванов);

22) река Малая (Крайняя) Балаклейка в междуречье Северского Донца и Оскола (Гойгел-Сокол, Беликов, Сафонов, Пядышев);

23) река Гнилица в междуречье Северского Донца и Оскола (Гойгел-Сокол).

Итак, перед нами следующие варианты: Поморский, Верхнедонский, Нижнедонский, Орельский, Самарский, Верхнедонецкий, Среднедонецкий, Нижнедонецкий.

Нас интересует река (или озеро близ нее), у которой высокий и скалистый южный берег. Возможно, что это река, разливающаяся в паводок и образующая озеро.

«Слово» задает жесткие условия поиска: ищем в Поле Половецком на берегу «скалистой» реки Каялы, протекающей по краю «поля безводного». Каяла – левый приток Северского Донца. Находится она где-то «у Дона Великого», но севернее его.

Условия Ипатьевской и Лаврентьевской летописей: ищем междуречье Сюурлия и Каялы (в поперечнике менее одного дневного перехода), находящееся на левом берегу Северского Донца ниже Оскола и севернее Дона. При этом до Сюурлия прошли Сальницу (расстояние – ночь пути).

Летописи и «Слово» приводят нас к одной и той же топографической точке. Артефакты Каяльского побоища надо искать в Нижнем Подонцовье, на рубеже «поля безводного», на левом берегу излуки реки Быстрой (ниже поселка Жирнова). Тут заканчиваются холмы Донецкого кряжа («О, Русская земля, ты уже за Шеломенем!») и начинается безводная Донская степь.

Условиям, заданным «Словом» и двумя летописными повестямями удовлетворяет лишь одна версия: Каяла – это река Быстрая (№ 4 – Афанасьев).

Владимир Александрович Афанасьев (1873–1953 гг.) – военный историк, профессор, с 1912 г. полковник Генерального штаба. До революций 1917 г. – член Русского военно-исторического общества и кружка ревнителей памяти Отечественной войны 1812 г., автор книг и брошюр по военной истории. В 1930–40 гг. его статьи выходили в «Военно-историческом журнале» и «Военно-историческом вестнике». Статья о походе Игоря на Каялу «Вероятный путь князя Игоря Святославича на половцев. Критическое исследование похода по летописям и «Слову о полку Игореве» появилась в «Историческом журнале» в 1939 (№ 6. С. 45–56).

При этом историк рассматривал не левобережный, а правобережный вариант маршрута.

Анализируя его версию, А. Г. Бобров пишет:

«По мнению Афанасьева, начальный этап похода проходил по маршруту Путивль – Белополье – Сумы – Белгород – Хотомля – Изюм, где у переправы дружину застало солнечное затмение 1 мая 1185 г. 2 и 3 мая южнее Изюма (против устья Оскола) Игорь Святославич ждал Всеволода, а 4 мая началось наступление в направлении нижнего Дона мимо реки Сальницы (Сольницы), с которой Афанасьев отождествляет реку Тор. Оценивая дневной переход конного войска с обозом в 40 верст в день (1 верста – около 1070 м), Афанасьев предложил искать реку Сюурлий (Cуугли) в 220–240 верстах от устья Оскола (они могли быть пройдены за 6 дней с 4 по 10 мая). Исследователь полагал, что река Сюурлий – это река Должик, приток реки Каменки в 20 верстах к востоку от Ровеньков, а за 11–12 мая дружина Игоря была оттеснена на 80 верст к востоку в направлении Северского Донца, переправилась через него и потерпела поражение в междуречье реки Белая Калитва и реки Быстрая, в которой Афанасьев видит Каялу. Существенным недостатком концепции Афанасьева является предположение о том, что дружина Игоря была «умышленно завлечена половцами» в течение второй битвы на 80 верст в глубь половецких степей»[14].

Критика А. Г. Боброва справедлива. Но при всей уязвимости реконструкции пути Игоря (скорее, это путь Владимира Мономаха в 1111 г.) военный историк правильно указал на реку Быструю (впрочем, он полагал, что битва произошла на правом ее берегу).

Хотя с маршрутом, предложенным военным историком В. А. Афанасьевым, научное сообщество не согласилось, по инициативе Д. С. Лихачева в 1970 г. на окраине города Белая Калитва на высокой Караул-горе была установлена гранитная стела с надписью «Воинам Игоревой рати – храбрым русичам 1185 года».

Поверив не до конца выстроенной версии, Д. С. Лихачев, как это сегодня представляется, все же оказался прав.

Сделаем лишь несколько уточнений.

Если половцы и заманили Игоря в глубь степей, то не во втором, а в первом сражении. Кроме того: а) в летописи не говорится, что полки Игоря дважды переходили Донец; б) исследователь не принял во внимание, что именно к Дону (то есть с юго-востока на север) Кончак «правит след» (то есть указывает направление) Гзаку, и от Дона идут на русских «черные тучи» половцев; в) путь в 80 верст можно пройти за два дневных перехода, но не во время двухдневной битвы (да еще с переправой через Донец).

   Карта: поход Игоря Святославича

Указание летописца на то, что русское войско от Оскола пошло к Сальнице, означает, что русские, форсировав Донец и перейдя на левый равнинный его берег, подошли к Осколу (левый приток Донца) и двинулись в сторону Сальницы. О том, где находилась эта река, спорят и сегодня[15]. Однако это должен быть не правый, а левый приток Донца, иначе Игорю пришлось бы форсировать Донец дважды. Но это, во-первых, крайне нелогично, а во-вторых, противоречит всему тому, что мы знаем о дальнейшем маршруте Игоря.

Путь из Новгорода-Северского к Каяле по левому берегу Северского Донца оказывается не просто прямой линией, но той самой «стрелой», которую, по мнению автора «Слова», Игорь и «навел на землю Половецкую».

Вновь обратимся к Ипатьевской летописи:

В год 6692 (1184). Двинулся окаянный безбожный и треклятый Кончак с бесчисленными полками половецкими на Русь, надеясь захватить и пожечь огнем города русские, ибо нашел он некоего мужа басурманина, который стрелял живым огнем. Были у них и луки-самострелы, едва пятьдесят человек могли натянуть у них тетиву…

Когда Кончак бежал, того басурманина «со всем его устройством» удалось захватить.

Автор «Слова» превращает новейшие технические достижения своего времени в метафоры: «живой огонь» становится в «Золотом Слове» Святослава Киевского «живыми шереширами», удалыми Глебовичами, а гигантский лук-самострел оборачивается Игоревым замыслом идти в Поле Половецкое кратчайшей дорогой, а после половецкой стрелой, уязвившей Игоря в шуйцу.

После Змиева (железная дорога Харьков – Красный Лиман) Северский Донец подходит к Донецкому кряжу и, повернув вдоль него на юго-восток, омывает его северные и северо-восточные склоны вплоть до слияния с Доном. Правый берег Донца гористый, на большом протяжении одет широколиственными, преимущественно дубовыми лесами. Левый берег, за небольшим исключением (начало Изюмской луки), пологий, занят лугами, старицами и пойменным лесом (осокорь, вяз, дуб, ольха); поодаль, вплоть до Красного Лимана, протянулись сосновые леса. Ширина реки от 30–35 м в начале маршрута увеличивается до 60–80 м в конце, русло преимущественно песчаное, довольно много пляжей. <…> На первой половине маршрута с каждым новым десятком километров река становится живописнее (исключение составляет небольшой участок ниже Изюма), достигая апогея в районе Святогорья, где высокий правый берег с выходами гранита и величественными соснами напоминает пейзажи южного берега Крыма, а луговое раздолье левого берега с привольно стоящими дубами-великанами вызывает ассоциации со «Словом о полку Игореве»[16].

Путешественник прав: набор «дубравы-овраги-поля» – это пейзаж левобережья Донца.

Итак, Ипатьевский летописец ничего не напутал, и Игорь пошел именно по левому (низкому) берегу Донца, ведь путь по правому гористому берегу труден для телег и конницы.

РАСЧЕТ СКОРОСТИ. ДВА ВАРИАНТА

Прикинем скорость Игорева войска.

Вариант первый. От Новгорода-Северского до Изюма по прямой 420 км. С утра 23 апреля по вечер 1 мая (то есть почти девять полных дней) за день преодолевали расстояние в 47 км. От Изюма до устья Оскола 12 км. С утра 4 мая по вечер 10 мая войска шли не шесть (как указывает А. Г. Бобров[17]), а семь дней. По прямой расстояние от устья Оскола до реки Быстрой 285 км.

На втором этапе маршрута средний переход (по прямой) равнялся 41 км (расчетные 40 верст Афанасьева – около 43 км).

Напомним, что в среду 1 мая Игорь увидел затмение на берегу Донца и тут же форсировал реку. (От Изюма до устья Оскола 12 км прошли еще до темноты.) Два дня (2 и 3 мая) Игорь ждал Всеволода, который шел из Курска. Оттуда 4 мая в субботу вместе двинулись к Сальнице. А «в пятницу» (по Ипатьевской летописи и «Слову») – первый бой с половцами. То есть к Сюурлию шли с субботы то ли шесть, то ли тринадцать дней. Летописец не говорит, когда перешли Оскол. И какая-то Сальница по «Книге Большому чертежу» (1627 г.), впадала в Северский Донец где-то ниже Оскола.

Пусть, говоря о двух днях ожидания, летописец имеет в виду вечер среды 1 мая и четверг 2 мая. Тогда к Сальнице (если это Сальница близ Изюма) вышли 3 мая, потом получили сообщение от разведчиков и шли всю ночь (чего половцы, как выяснится, не ожидали). Но 4 мая – это уже суббота. А нам нужна пятница. Значит, надо прибавить еще шесть дней, чтобы выйти к Сюурлию.

После предупреждения разведчивов Игорю было уже не до дневок. За шесть дней он должен был углубиться в степь еще на 180-250 км. Но тогда совершенно нелогичным оказывается решение от Изюмской Сальницы идти «через ночь» (то есть всю ночь). И, значит, речь о какой-то другой Сальнице.

Да и столь стремительный бросок из Новгорода Северского к Каяле противоречит летописному рассказу. Ипатьевский летописец говорит о начале похода: «И так двинулись они медленно, на раскормленных конях, собирая войско свое». Это чрезвычайно ценное свидетельство. Если бы в походе принимали участие пешие ратники, летописцу незачем было бы говорить о «раскормленных конях». Следовательно, даже «черные люди» Игорева ополчения были на лошадях. (Это подтверждается и тем, что в 1191 г., когда Игорь и Буй Тур Всеволод вновь пошли на половцев, они встретили тех у Оскола. Увидев, что половцы готовы к отпору, русские под покровом ночи ускакали. Ипатьевская летопись сообщает, что половцы гнались за ними, но не догнали.) Но все же ежедневный переход в 40–50 км нельзя назвать «малым». Во всяком случае, если верить учебникам тактики XIX в., это норма конного «усиленного марша».

Вариант второй. Другое дело, если бы Игорь от Новгорода-Северского пошел не к Изюму (как принято считать на том основании, что тут была переправа и принимаемый рядом исследователей за «Шеломя» Изюмский курган), а к ближайшей точке Северского Донца у впадения в него Корочи. Тогда расстояние и, соответственно, скорость передвижения на первом этапе похода существенно уменьшаются.

И тогда понятно указание летописца на то, что до Донца или Оскола шли медленно (а потом, надо понимать, быстро).

Если идти из Новгорода-Северского на юго-восток между Путивлем и Рыльском, то Северский Донец будет пересечен в верхнем его течении. Это более короткий путь и для самого Игоря, и для идущего из Путивля Владимира, и для выступившего из Рыльска Святослава.

От Новгорода-Северского до Донца (при впадении в него Корочи) 300 км. С 23 апреля по вечер 1 мая – 9 дней. Скорость – 33 км в день. Отсюда до Оскола еще 80 км. Значит, шли еще почти три дня (1, 2, 3 мая). И два дня (вечер 3 и весь день 4 мая) ждали Всеволода. 5 мая продолжили поход уже в полном составе. У Сальницы были в четверг 9 мая. Затем шли всю ночь до Сюурлия.

В результате мы выходим к междуречью Калитвы и Быстрой. В нижнем течении оно не более 20–25 км. И если Каяла – Быстрая, то Сюурлий – Калитва. И тогда Сальница, от которой до Сюурлия шли всю ночь, – река Калитвенец, или находящаяся чуть западнее река Глубокая.

Предположим, что Сальница – это Глубокая.

От Оскола до Глубокой 240 км. Средняя скорость – 48 км в сутки.

Если же к Сальнице пошли не 5, а 6 мая, то средняя скорость 60 км.

Это большая, но вполне возможная скорость. Известно, что в 1245 г. русские войска в один день прошли от Холма до Люблина около 65 км[18].

От Глубокой до Калитвы 45 км (вечер и ночь пути). От Калитвы до Быстрой около 25 км прошли за день помалу, пока передовые полки гнались за половцами, а Игорь со Всеволодом не спеша следовали за ними. Тогда битва началась в субботу 11 мая и закончилась в воскресенье 12 мая.

Именно на эту дату указывает нам и поэтический календарь «Слова». (См. с. 000.)

ИГОРЬ СВЯТОСЛАВИЧ И ВЛАДИМИР МОНОМАХ

Владимир Мономах в своем «Поучении» похвастался: «А из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу, за один день проезжая, до вечерни». Это значит, что 140 км он преодолевал в один день. Но с такой скоростью можно передвигаться, только меняя коней (в одиночку или с малым числом хорошо подготовленных спутников).

Обратимся к знаменитому походу Мономаха на половцев 1111 г. Этот поход для нас тем более важен, что половцы тогда были разбиты на Сальнице, а эту реку в рассказе о походе Игоря упоминает и Ипатьевская летопись. Более того, можно утверждать, что, выступая в поход, Игорь и имел в виду повторить поход Мономаха (который, кстати, вскоре после этой победы и стал Великим Киевским князем).

Автор «Слова» говорит, что Игорь и Всеволод собирались «прошлую славу похитить, а грядущую поделить». Под «прошлой» исследователи обычно подразумевают славу Святослава Киевского, за год до Игоря совершившего удачный поход против половцев и полонившего в Лукоморье хана Кобяка. Однако Игорь покусился на куда более громкую «дедову» славу.

Покажем, что эта историческая параллель была очевидна современникам, и автор «Слова», как и летописцы, тоже имеет в виду это «нестранное сближение», а Ипатьевский летописец даже вставляет прямую цитату из своего предшественника в описание Игорева похода.

Речь идет о половцах, которые «проступают» перед Игорем на рассвете, «как леса»: И облегоша тоу свѣтающи же соуботѣ начаша выстоупати полци Половецкии, акъ борове <…> бысть бо ихъ бещисленное множество… (И окружили тут, и как начало светать в субботу, то проступили полки половецкие, как леса.)

Заснули в степи. Проснулись, окруженные лесом врагов. Это восходит к летописному (1111 г.): …иноплеменницы собраша полки своя многое множество и выступиша яко борове велиции и тмами тмы и оступиша полкы Рускыи. (…иноплеменники собрали многое множество полков своих и выступили, точно великий лес, тысячами тысяч. И обложили полки русские.) Разница лишь в нюансах метафорической мотивировки: у Ипатьевского летописца 1111 г. полки половцев выступают, как леса (непонятно откуда), и обступают русских (видимо, в оригинале было: «иноплеменники собрали полки свои и выступили; и, как великие леса, обступили полки русские»). В 1185 г. другой летописец поправил: половецкие полки проступают на рассвете, как леса (и князья не знают, кому против кого идти, поскольку их также окружили, как и Владимира Мономаха).

Цитирует летописный рассказ 1111 г. и автор «Слова». Его Рускыи пълкы оступиша – эхо к и оступиша полкы Рускыи.

Схема: поход Владимира Мономаха

Владимир Мономах со Святополком и Давыдом вышли на половцев во второе воскресенье Великого поста. Пасха была 2 апреля, а начался Великий пост 13 февраля. Значит, 26 февраля Владимир пошел с «санями» из своего Переяславля Русского (сейчас Переялавль-Хмельницкий). К пятнице 3 марта были на Суле. Скорость 22 км в день, поскольку прошли 110 км за 5 дней. В субботу пришли на Хорол, это еще около 22 км. На Хороле «сани побросали», так как зима закончилась. Естественно, что дальше пошли быстрей. При этом смерды, как сообщает летописец, идут в поход на своих конях. (То есть «черные люди» есть, но пеших ратников, как и в походе Игоря, – нет.) Пришли на Псел, перешли его и стали на Голте. В среду 8 марта целовали крест на Ворскле. От Хорола до Ворсклы около 100 км. Но на этом участке маршрута на Голте ждали воинов (сколько ждали, не сказано, поэтому считать здесь нечего).

Далее в летописном тексте следует никем почему-то не замеченная нелепость.

Читаем: «И оттуда прошли через много рек в шестую неделю поста. И прошли к Дону во вторник. И оделись в броню, и построили полки, и пошли к городу Шаруканю. <…> А в воскресенье вышли горожане из города к князьям русским с поклоном, и вынесли рыбы и вина. И переспали там ночь. И на другой день, в среду (?! – А.Ч.), пошли к Сугрову и подожгли его, а в четверг пошли на Дон; в пятницу же на другой день, 24 марта собрались половцы <…> на потоке Дегея». Итак, в шестую неделю Великого поста во вторник (то есть 21 марта) подошли к Дону, в воскресенье – к Шаруканю (26 марта), заночевали там и «на другой день в среду» (почему не в понедельник?) подступили к Сугрову, подожгли его, а в четверг пошли c Дона. Но дальше: «В пятницу же на другой день, 24 марта собрались половцы…» 24 мая не может следовать за 26-м.

В начальном своем виде текст должен был выглядеть так:

«И оттуда прошли через много рек в шестую неделю поста. И прошли к Дону во вторник. (Далее изымаем текст от слов И оделись в броню… до слов И переспали там ночь.) И на другой день, в среду, пошли к Сугрову и подожгли его, а в четверг пошли с Дона[19]; в пятницу же, на другой день, 24 марта собрались половцы, построили полки свои и пошли в бой. Князья же наши возложили надежду свою на Бога и сказали: «Здесь нам смерть, да станем твердо». И прощались друг с другом и, обратив очи к небу, призывали Бога Всевышнего. И когда сошлись обе стороны и была битва жестокая, Бог Всевышний обратил взор свой на иноплеменников с гневом, и стали они падать перед христианами. И так побеждены были иноплеменники, и пало множество врагов, наших супостатов, перед русскими князьями и воинами на потоке Дегея. И помог Бог русским князьям. И воздали они хвалу Богу в тот день. И наутро в субботу, праздновали Лазарево воскресенье, Благовещенья день, и, воздав хвалу Богу, проводили субботу, и воскресенья дождались. И оделись в броню, и построили полки, и пошли к городу Шаруканю. И князь Владимир, едучи перед войском, приказал попам петь тропари и кондаки креста честного, и канон святой Богородицы. И поехали они к городу вечером, и в воскресенье вышли горожане из города к князьям русским с поклоном, и вынесли рыбы и вино. И переспали там ночь. В понедельник же страстной недели вновь иноплеменники собрали многое множество полков своих и выступили, точно великий лес, тысячами тысяч. И обложили полки русские. И послал Господь Бог ангела в помощь русским князьям…»

Перестановка выделенного курсивом фрагмента вряд ли вызовет возражения. Необходимость ее доказывается тем, что рассказ становится хронологически непротиворечив, и 26 марта наступает через день после 24 марта, а события последовательно излагаются день за днем (после вторника следуют среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье и понедельник). И именно в воскресенье, на другой день после празднования Благовещения, Владимир приказал петь праздничные песнопения, и жители Шаруканя, уже знавшие судьбу Сугрова, не выдержав зрелища вооруженного «крестного хода», сдались.

Если устья Дона (ближайшая точка на Дону от Ворсклы) достигли во вторник 21 марта, то 460 км проделали за 13 или 14 дней со скоростью 33-35 км в день.

В среду 22 марта 1111 г. на Дону Владимир Мономах сжег город Сургов. В четверг 23 марта «пошли с Дона». В пятницу 24 мая победа «на потоке Дегея». В субботу 25 марта стояли и праздновали Благовещенье и Лазарево воскресение. В воскресенье 26 марта дошли до города Шаруканя, и в нем заночевали. «В понедельник 27 марта 1111 г.» (день недели и дата указаны в летописи) на реке Сальнице русские разбили половцев.

Здесь необходимо сделать одно историко-географическое примечание.

До 1185 г. русская летопись не знает гидронима Донец. Поскольку Северский Донец – приток Дона, то летописцы обходились одним термином – Дон. Такой географический эгоцентризм – обычное явление[20]. Впервые Донец упоминается в Ипатьевской летописи именно в связи с походом Игоря Святославича. Автору рассказа о поражении 1185 г. важно было подчеркнуть, что именно к Донцу пробивался Игорь во время своей последней битвы. Второе упоминание о Донце тоже связано с Игоревым походом, и находим мы его в «Слове»: перед побегом из плена «Игорь путь мерит от Великого Дона до Малого Донца».

Однако из указания, что 23 марта «пошли с Дона», проясняются сразу два обстоятельства: а) Мономах повернул в сторону Руси; б) летописец прекрасно отличает Дон от Донца (хотя о последнем и не упоминает).

Как должен был пойти Мономах на Русь с Дона? Только другой, северной дорогой. И сначала ему надо было повернуть к северу, чтобы двинуться к Северскому Донцу в сторону Новочеркасска и устья Калитвы.

От выхода на Дон до Шаруканя сделали четыре дневных перехода (22, 23, 24, 26 марта), то есть при прежней скорости должны были пройти окола 130 километров, или чуть менее, ведь как минимум полдня ушло на захват Сугрова и битву на потоке Дегея. Но поскольку и на Дон могли прийти среди дня 21 марта, и после дневки двигаться «усиленным маршем», то локализация Сугрова, Дегеева ручья и Шаруканя по средней скорости просто невозможна.

Если мы имеем дело с многодневным походом и большими расстояниями, скорость будет усредняться. Пройдя 700 км, Владимр Мономах на 24 день вышел на Дон. Пройдя те же 700 км, Игорь за то же время (вычтем два дня стоянки у Оскола) вышел к Сюурлию. Но измерять средней скоростью в 30 км расстояния между близкими пунктами нельзя. (Вспомним, что в начале своего пути Мономах идет по 22 км в день.)

И все же, поскольку 21 и 22 марта Мономах шел по Дону, то Сугров, скорее всего, находился не у Аксая на территории Ростова-на-Дону (Кобяково городище), а где-то километров на сорок восточнее, напротив поселка Багаевского. Еще два дня надо, чтобы, повернув на север, дойти до ручья Дегея. Но именно в 60–70 км к северу течет речка Кундрючья (правый приток Северского Донца). На ее берегу расположена станица Грушевка. А от Грушевки 36 км до Белой Калитвы (18 км до брода через Северский Донец у станицы Синегорской и еще столько до Белой Калитвы).

Впрочем, учитывая погрешность нашей прикидки, «потоком Дегея» может быть и речка Лихая, впадающая в Северский Донец напротив Белой Калитвы.

Половецкий (а точнее – аланский) город Шарукань принято локализовать где-то в окрестностях Харькова или Чугуева[21]. Однако такая привязка не выдерживает не только источниковедческой, но и элементарной арифметической критики: придется допустить, что от Ворсклы «до Дона» (в данном случае – Северского Донца в районе Изюмского кургана) Мономах 13 дней плелся со скоростью 16 км в день.

Устье Калитвы (сейчас здесь расположен город Белая Калитва) – идеальное место для процветающего поселения: оно со всех сторон защищено от ветров высокими холмами, тут свой микроклимат, и даже деревья зацветают на несколько дней раньше, чем в округе. Кроме того, здесь три реки легли на карту крестом: Калитва – левый приток Северского Донца, а напротив в него впадает еще одна речка – Лихая.

Итак, Мономах обошел Донецкий кряж с востока. Из Шаруканя он вышел утром 27 марта и в тот же день на Сальнице дал решающее сражение. Следовательно, речь может идти только о левом притоке Донца, который находится западнее Калитвы и расстояние до которого менее одного дневного перехода.

Но от Белой Калитвы лишь 25 км до устья Калитвенца и 45 км до Глубокой. Если вышли утром, то битва состоялась на исходе дня. И это объяснимо. Половцы знали, что Мономах без боя взял Шарукань и ночует в нем. Самым разумным в этой ситуации было встретить Мономаха не у стен неразоренного города, а после утомительного дневного марша. Степняки поняли, что Мономах, нагруженный богатой добычей, уже возвращается домой и что путь его лежит по левобережью Северского Донца. У основных половецких сил было время подойти к Калитвенцу (или Глубокой) и встать у переправы. На их беду, Мономах оказался сильнее даже после дневного марша.

В 1113 г. Мономах сел на княжение в Киеве и в 1116 г. послал своего сына Ярополка с Всеволодом Давидовичем на Дон. И они взяли три града – Сугров, Шарукань и Балин. После этого Шарукань не был восстановлен. Но место на территории нынешней Белой Калитвы в силу своих климатических особенностей все равно оставалось для кочевников притягательным (особенно в начале весны, когда именно тут степь даже раньше, чем на Дону, покрывалась первой травой), и потому Игорь Святославич в 1185 г. встретил половцев именно в устье Калитвы (Сюурлия).

Амбициозный Игорь, замысливший украсть славу Владимира Мономаха, должен был в своем походе (параллельном и одновременно зеркальном Мономахову) перейти Глубокую и Калитвенец.

Игорь в 1185 г. пошел в Поле не по правому, а по левому берегу Донца, поскольку Новгород-Северский севернее Переяславля. Но сторожа Игоря, которые встретили его у Сальницы, не зря сказали: Не наше есть веремя. Все помнили, что наше веремя на той же Глубокой было при Владимире Мономахе.

После Сальницы Игорь «ехал через ночь», пройдя то ли 45, то ли 25 км до Сюурлия (Калитвы). И сразу же утром вступил в бой. Передовые полки погнали половцев к Каяле (Быстрой), а Игорь со Всеволодом шел «помалу» за ними. Это еще 25 км. Получилось, что войска шли весь четверг, ночь на пятницу и всю пятницу. Понятно, почему кони Святослава Ольговича, который преследовал половцев, утомились, и решено было ночевать.

Итак, два князя – два маршрута. Но пересечение их путей близ Глубокой. И теперь мы можем констатировать, что Сальница – или Глубокая, или Калитвенец. Именно так увязываются на местности эти два похода – один победоносный, другой бедоносный.

СЮУРЛИЙ ЗНАЧИТ ВОЛОК

Лингвист-тюрколог Н. А. Баскаков пишет: «< Sujro- ~ sujra- ~ sujre- 'тащить, волочить волоком + аффикс субстантивной формы глагола -w > sujra-w ~ sujrе-w 'волок' + аффикс обладания -li > surawli ~ surewli 'имеющий волок, река с волоком'»[22].

Белая Калитва – самый длинный и полноводный левобережный приток Северского Донца (ее длина около двухсот километров). До XX века она была судоходной, а значит, говорить о порогах на ней не приходится. И дело не в порогах, а в том, что при устройстве в верхнем течении Калитвы волоков по ней можно выйти в речку Тихую, а по Тихой спуститься в среднее течение Дона между станицами Мигулинской и Вешенской. При этом, если идешь по Дону, а выйти надо к Таганрогскому заливу, экономия составит около двухсот пятидесяти километров, если же надо попасть на Северский Донец выше Калитвы и дальше плыть вверх по его течению, – более четырехсот пятидесяти. Ради этого стоит тащить ладьи из Тихой в Калитву километров десять или двенадцать.

Параллельный путь мог существовать лишь в двухстах километрах выше по течению Дона: поднимаясь по его притоку Тихой Сосне (обратим внимание на перекличку не только функций, но имен двух «тихих», то есть непорожистых, медленных и относительно глубоких речек!), можно дойти до верховий Оскола, и уже по нему спуститься в Северский Донец. Таким образом, Калитва – важнейшая водная артерия между Доном и Северским Донцом. А если так, то в ее устье (на территории нынешней Белой Калитвы) и должна была возникнуть сначала некая «таможня», а потом город[23]. И это говорит в пользу гипотезы о локализации Шаруканя близ устья Белой Калитвы.

Современное название Белая Калитва можно перевести как Белая Грязь (у реки белое дно из известнякового ила). Однако это имя восходит уже к тому времени, когда волоки из Сюурлия в Тихую уже перестали функционировать (то есть после середины XIII в.). Но поскольку только по Калитве из Донца можно перейти в среднее течение, то отождествление Калитвы с летописным Сюурлием достаточно надежно. 

Битва Игоря должна была произойти несколько южнее, чем полагал Афанасьев, – не в междуречье Калитвы и Быстрой, а на левом, скалистом берегу Быстрой. Автор «Слова» о том и говорит: «…на реке на Каяле у Дона Великого». И искомое «озеро» должно находиться у реки Быстрой.

Быстрая – самый южный из притоков Северского Донца. Реки к северо-востоку от нее (Чир и Цимля), облегая некую возвышенность, текут в противоположном направлении и впадают в Дон, чей правый берег также высокий. На северной границе этого известнякового плато и должно лежать «озеро», по южному берегу которого русские пытались пробиться к Северскому Донцу. По левому берегу Донца они шли в Поле, по правому хотели возвратиться. Да и сам Игорь Святославич вернется из плена также по Северскому Донцу. Именно поэтому диалог князя с Донцом и включен в текст «Слова».

Вспомним, что во время битвы русские войска страдали от жажды. Значит, мы с большой долей вероятности можем предположить, что южный берег искомого «озера» – высокий и обрывистый. Также на этом берегу должна быть горка, с которой Игорь Святославич собирался руководить боем и на которой он был ранен первой же половецкой стрелой.

В Ростовской области вода в небольших реках поднимается в марте–апреле на 1,5-2 м, а еще полвека назад уровень воды в Быстрой был и летом на два метра выше, чем теперь. Кто-то из спасшихся, то есть переплывших Каялу, участников похода принял за озеро ее разлив по низкому правому берегу. Заметим, что о береге «озера» говорит только летописец. Автор «Слова» местом битвы называет берег Каялы. Но как раз левый берег Быстрой – высокий и скалистый.

Н. А. Баскаков замечает: «Господствующая в настоящее время и общепризнанная многими тюркологами, и в том числе в последней работе К. Менгеса, принятая ранее этимология названия реки Каялы от слова qaja 'скала' + аффикс обладания – ly/-li > qaja-ly 'скалистая, порожистая' представляется вполне возможной, хотя эпитет 'скалистая' может быть приложен с точки зрения тюркской семантики этого слова только к берегу реки, а не к самой реке, а следовательно, можно сомневаться в истинности этой этимологии»[24]. Но именно этот оттенок смысла (не просто «скалистая река», но «река с обрывистым скалистым берегом») как нельзя лучше подходит для локализации Каялы.

Карта М-37-143; 1985 г. Излука реки Быстрой.

Далее Н. А. Баскаков пишет, что название реки Каялы могло произойти и от других основ, например от половецкого qyjqy ~ qyjy, ср. тур., тат. qyjyq ~ qyjyg ~ qyjy 'берег реки, край, предел, узкая полоса берега между скалами и рекой, оторочка, место, находящееся в непосредственном соседстве' + аффикс обладания -ly/-li > qyjy-ly 'с узкой полосой берега между скалами и рекой' > рус. Каялы > Каяла, или от основы qyjy ср. тат., каз. qyjyq 'искривление, изгиб, кривой, косой, извилистый' + аффикс обладания -ly/-li > qyjyq-ly 'извилистая, с изгибами', что также может быть признаком для речки.

Это наблюдение – важный дополнительный штрих к описанию Быстрой: в отличие от всех притоков Донца и Дона Быстрая делает несколько почти замкнутых петель. Это все, что осталось от некогда существовавших на Каяле «озер».

Ярославна называет место пленения Игоря «безводным полем». Действительно, других рек (или озер) между Доном, Северским Донцом, Быстрой, Цимлой и Чиром нет. А те, что названы нами, обтекают некое обширное плато (его диаметр в плане около 90 км). Это самое сухое место на всем правобережье Дона. Значит, Игорь пробивался к Донцу по берегу Быстрой, которая после весеннего паводка становилась похожей на озеро.

В Белокалитвенском районе Ростовской области на высоком водоразделе Северского Донца и Быстрой находится могильник «Частые курганы». Тут обнаружены курганы скифов, хазар и половцев.

Еще в ночь на роковую субботу, как повествует об этом Ипатьевский летописец, Игорь говорил, уговаривая брата, сына и племянника немедленно уходить восвояси: «Так поедем же сейчас, ночью, а кто утром пустится преследовать нас, то разве все смогут: лишь лучшие из половецких конников переправятся, а нам самим – уж как Бог даст». Разумеется, имелась в виду переправа через Донец. Обратный бросок через Каялу бессмыслен: впереди еще Сюурлий, за ним тот же Северский Донец и только после – спасительный его правый берег. К тому же накануне и половцы, и русские форсировали Каялу с ходу. Значит, даже в половодье на ней есть проходимые участки. Поэтому ночная переправа через Каялу – отнюдь не спасение от половцев.

Но как далеко было до Донца? Подсказка в том, что отвечал Игорю Святослав Ольгович: «Далеко гнался я за половцами, и кони мои изнемогли; если мне сейчас ехать, то отстану по дороге». Святослав Рыльский боялся, что отстанет до переправы и утром половцы его нагонят еще на левом берегу. Это значит, что русские находились не в самом устье Быстрой, а километрах в двадцати–тридцати от нее. Именно здесь самое узкое место междуречья Быстрой и Калитвы, здесь начинается крутая излучина Быстрой. И здесь, судя по перепаду высот, эта река некогда широко (на пять–шесть километров) разливалась в паводок.

Быстрая делает крутую излуку и лишь километрах в десяти от устья вновь поворачивает к югу. Огибая излучину, войска Игоря действительно могли идти как «вкруг озера».

Паводковые озера на левом берегу Быстрой существуют и сегодня (выше хутора Михайлова): Круглое, Старое, Бурлацкое, Соленое...

ОСКАЛ КАЯЛЫ

Тюркское название типа «Кайла» распространено в Поволжье и на Урале (откуда и пришли половцы). На русский язык это можно перевести как «Каменка»[25]. Значит, Быстрая – не перевод и не позднейшее, а изначальное название. Половцы пришли в эти места в XI в., русские – в X в., когда эти земли входили в состав Тмутороканского княжества. Но русские поселения существовали здесь при половцах и, как полагают археологи, даже при татарах. (Одно из них на правом берегу Северского Донца как раз напротив междуречья Калитвы и Быстрой сейчас копает ростовский археолог Роман Прокофьев.) Следовательно, русское название Каялы вполне могло сохраниться и до прихода сюда казаков.

Поскольку автор «Слова» пишет темным стилем, у него есть возможность, говоря о чем-то, сказать и нечто такое, что могут понять лишь современник и исследователь. И в данном контексте нам особенно интересны три случая темного стиля.

1. Во время побега из плена Игорь по созвучию с собственным именем обращается в горностая: а ИГОРЬ князь поскочИ ГОРЬнастаемъ къ тростию...

2. Если верить Ипатьевской летописи, то Лавр ждал Игоря с конями на другом берегу реки Тор. Есть правый приток Северского Донца с таким названием, однако Игорь бежит от Дона к Донцу, и, значит, этот Тор и надо искать где-то на Дону. Но нам важнее другое: говоря, что Игорь и Овлур загнали своих борзых коней, автор делает это так, что имя реки явственно просвечивает сквозь глагол преТЪРгоста (загнали).

3. В поэтическом тексте внутри одного слова может оказаться другое, или даже два. Когда автор «Слова» сообщает нам о поражении Игоря («Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы, тут кровавого вина не хватило, тут пир закончили храбрые русичи, – сватов попоили, а сами полегли за землю Русскую»), то в глаголе «закончили» (доКОНЬЧАША) звучит и слово «чаша» (из которой пьют свадебное вино, пусть и кровавое), и отчество Кончаковны (речь ведь о «сватах», а Владимир Игоревич был помолвлен с Кончаковной, видимо, еще до похода).

И как Игорь насыпал «русское золото» «на дно Каялы, реки половецкой», так и поэт под видом эпитета утопил в тексте древнерусское имя Каялы: «Ту ся брата разлучиста на брезѣ быстрыѣ Каялы…» («Тут два брата разлучились на берегу БЫСТРОЙ КАЯЛЫ».)

Значит, Быстрая – действительно древнее название, и автор «Слова» об этом знал.

Русское имя Каялы вполне оправданно. Быстрая то разливается (отсюда и ее петли, оставленные бывшими «озерами»), то превращается в стремительный поток, напоминающий стремнину горных речек. И сегодня, когда река обмелела и кое-где почти превратилась в ручей, ее уровень у хутора Михайлова (это чуть выше Жирнова) 33 м по Балтийской шкале, а в устье, у впадения в Донец, лишь 12 м. По прямой это около 35 км. Так что среднее падение уровня Быстрой более полуметра, а на некоторых участках – даже более метра на километр. Если мы пойдем от устья Быстрой вверх по Донцу, то на расстоянии 50 км вверх по течению у падения Калитвенца отметка будет лишь 19 м. Таким образом, Быстрая в четыре раза стремительней Донца и в полтора раза быстрее Калитвы.

В школьном музее поселка Жирнова хранится обломок старинного кинжала. Был и фрагмент древнерусского шлема, найденного в начале 90-х, но он, к сожалению, утерян.

У хутора Исаев высокий и обрывистый берег становится низким. Но Исаев сегодня большой поселок. Он существует уже триста лет, и отыскать здесь следы сражения вряд ли возможно. Значит, начинать надо с озера.

Полвека назад в марте–апреле подъем воды в Быстрой в районе поселка Жирнов был до трех метров. Но в середине мая, как утверждают старожилы этих мест, вода могла стоять «аки озеро», лишь в одном месте – близ хутора Усть-Халань.

В апреле 2004 г. сюда и направилась разведка нашей Каяльской историко-археологической экспедиции[26]. Ее целью было найти поле, на котором половцы разбили князя Игоря. Средства – магнитный мониторинг (три металлоискателя).

Древний пейзаж поселка Жирнова и его окрестностей обезображен до неузнаваемости: каяльские кряжи были использованы в строительстве Волго-Донского канала, десятки миллионов тонн пустой породы передвинуты бульдозерами, сотни миллионов тонн известняка вывезены. Крупных карьеров всего три. Но любой тянется на сотни метров, и на территории каждого могло уместиться место субботней битвы. Карьерами уничтожены именно самые мощные и ровные (а потому удобные для места сражения) каяльские «скалы». Почва и грунт с них здесь же, в отвалах.

Тут и начинается «поле безводное»: на правом берегу Быстрой – черноземы, а на левом – песок и глина. Под ними – скала. Значит, любой более или менее крупный предмет за восемь веков тут должны были поднять.

Легче всего оказалось найти озеро: в северной его части на заплывшей песком котловине – сады плодопитомника «Зареченский». Под сантиметром почвы – речной песок с ракушками. Озеро было обречено, ведь в этих краях не так уж редки песчаные бури. И до того как в XX в. были посажены лесозащитные полосы, после бурь песок (здесь говорят «калмыцкая пыль») мог замести двор по щиколотку. А весной, когда снег таял, ручьи текли в балки, а из балок мутные потоки заполняли котловину. Быстрая просто не справлялась переносить в Донец такое количество мутной взвеси, и при разливах дно котловины нарастало до тех пор, пока озеро не превратилось в заливной луг. Однако, на какой глубине лежит сегодня дно XII в., могут сказать только геологи. Для этого надо делать бурение, брать керн и проводить лабораторные исследования.

По краю этой котловины Быстрая делает десятикилометровую излуку, и на самой излуке – три петли (близ Усть-Халани, Янова и Исаева (они диаметром от километра до двух). Каждое из этих мест может быть местом Игорева побоища. Но самая большая петля – у Усть-Халани и Зареченского. Здесь в Быструю впадают сразу семь балок, из них четыре большие: с востока Провальская и Халань, с запада Большая Мамонтова и Тушканская. Две первых уходят в «поле безводное» на десятки километров и весной превращаются в полноводные реки. На космическом снимке, опубликованном в 2005 г. на официальном сайте города Белая Калитва, эти балки и дно бывшего озера, лежащего между их устями, хорошо различимы. Чуть ниже по течению – три пологих, но узких ущелья. А это значит, что после паводка вода держалась довольно долго – по крайней мере до лета.

В первый же день разведки на капустном поле у брода между Жирновым и Апанасовкой Антон Дубашинский поднимает наконечник железной стрелы. Но одна стрела ничего не доказывает. Она могла быть выпущена в полет и в X, и в XVII веке. Продолжаем исследовать правый берег, спускаясь вниз по реке. В третий день на мысу Быстрой и Халанской балки Влад обнаруживает кованое колечко. Его диаметр 16 мм, внутренний диаметр 11 мм. В нескольких шагах от колечка – фрагмент подковы и полоски перетлевшего металла. (Может быть, железная обивка деревянных половецких шлемов, а может, фрагменты конской упряжи.)

  кольцо кольчуги

В Москве, в лаборатории металловедения Института археологии, РАН Людмила Семеновна Розанова и Наталья Николаевна Терехова сделают металлографический анализ и подтвердят: да, стрела, и металл ее древний. Они же определят, что насквозь изъеденное ржавчиной колечко – звено древнерусской кольчуги. И не простой, которая делалась из тянутой проволоки, а очень дорогой. Колечко сделано из кованого прута прямоугольного сечения 2,4–2,6 на 2 мм. Один конец прута был чуть шире, и потому место сварки хорошо читается. Два обрывка кольчуги (но не такой, а из тянутой и слегка прокованной проволоки) были найдены археологами в междуречье Быстрой и Калитвы у Северского Донца и сейчас вместе с древнерусскими боевыми топорами, мечом и наконечниками копий лежат в витринах Белокалитвинского музея.

Если поглядеть на колечко сбоку, оно напомнит латинскую букву «V». Когда-то по тому, кто носил эту кольчугу, ударили клинком. Удар был мощным и, надо полагать, смертельным. Звенья, с которыми это кольцо было скреплено, оказались разрублены (их было два, но именно такой способ крепления у кольчужной ткани из музея Белой Калитвы). След от одного из зверьев отчетливо читается под лупой в миллиметре от засечки, оставленной вражеским клинком.

Значит, здесь, на мысу Быстрой и Халанской балки, в древности шел бой.

Но тогда где-то поблизости находятся и курганы. Во время сражения с обеих сторон погибли сотни человек, и их обязательно должны были похоронить (в противном случае половцы должны были бы сами уйти из этих мест, ведь такое побоище грозило эпидемией).

Курганы в Донецких степях еще со скифского времени устраивались так, чтобы их не размывало, – по водоразделам полей.

И действительно, в ближайшей от «озера» высокой точке – группа курганов. Два десятка распаханных, четыре – нетронутые. На одном из них вышка геодезического знака (по карте высота отметки 99,7 м). Здесь, на водоразделе балок Халанская и Провальская, надо думать, и лежат павшие на Каяле.

Теперь слово за археологами.

 «НАЛЕТЕЛИ ВЕТРЫ ЗЛЫЕ ДА С ВОСТОЧНОЙ СТОРОНЫ…»

В донских и донецких степях с марта по июнь дуют сильные восточные (и юго-восточные) ветры. Здесь считается, что это один ветер, и про него говорят «ветрогон», или «астраханец», или «губатый». А еще – «калмыцкая пыль» (ветер-то из Казахстана и с калмыцких степей).

Калитва и Быстрая текут с севера на юг. И это объясняет, почему, перейдя на правый берег Быстрой и «обходя озеро», Игорь приказал своим конникам сойти с коней. Не потому, что, как полагал Ипатьевский летописец, князь боялся, что всадники могут ускакать от ополчения, а потому, что ветрогон нес половецкие стрелы в сторону Игорева войска. И они летели, скажем, не на сто метров, а на сто двадцать. А стрелы русских – едва ли на восемьдесят.

В «поле незнаемом», где даже дождь шел стрелами, половцы с безопасного расстояния более суток расстреливали левый фланг пробивающегося к Донцу Игоря. Об этих летящих «от Дона» (то есть с востока и юга-востока) стрелах в «Слове» говорится трижды. И Ярославна будет пенять ветру на то, что он несет их «на воинов ее мужа».

Коня щитом не прикроешь. Поэтому русские спешились и «перегородили поле червлеными щитами», а коней вели у самого обрыва. И только Всеволод, который вел полки, прорубаясь в сторону Донца, оставался со своей дружиной на конях.

В ближнем бою половецкие стрелы были ему не страшны.

2004–2005